Ультиматум

На этом совещании почти не было дебатов. Штеммерман сидел, тупо глядя прямо перед собой. Офицеры, одни с обмороженными носами, другие с легкими ранениями, все страшно измученные, едва держались на ногах от усталости и, как могли, торопили начальника штаба поскорее зачитать приказ на прорыв. Натянутые отношения Штеммермана и Гилле ни для кого не были новостью и вполне отвечали их собственному настроению. О том, что между генералом и Гилле до этого произошло в доме, они не имели ни малейшего представления, потому что все прибыли на совещание с передовой.

Полковник Хоон, командовавший 72-й пехотной дивизией, которой только что с большим трудом удалось избежать уничтожения противником в районе Стеблева и которая должна была действовать в центральной колонне, требовал, чтобы ему сообщили точные данные о силах противника, который будет находиться на его участке.

Полковник Фехнер и командиры 167-й и 82-й пехотной дивизий хотели ознакомиться с последними данными, полученными разведкой. Тут «на помощь» начальнику штаба пришлось прийти генерал-лейтенанту Либу.

— Собственно говоря, — без зазрения совести начал сочинять Либ, — нам нужно сделать короткий прыжок, чтобы соединиться с нашими танками, а точнее — пройти пять с половиной километров. Это расстояние может оказаться еще короче, так как наши танкисты тоже продвигаются нам навстречу. Если же мы одновременно ударим по противнику в трех местах, то обязательно опрокинем его!

Проговорив это, Либ с надеждой взглянул на Гилле, ожидая, что тот тоже скажет что-нибудь обнадеживающее, например, упомянет p новом секретном оружии — длинных воздушных торпедах, о боевых испытаниях которых много говорилось в те дни. Однако Гилле почему-то молчал.

И тут генерал Штеммерман, очнувшись от своих раздумий, сказал, ни к кому не обращаясь:

— Спасти нас может только чудо. Завтра утром войска обоих корпусов переходят в наступление. Двигаться только на юго-запад, несмотря ни на какое сопротивление противника. Прорваться или умереть — другого выхода у нас нет… Сегодня в двадцать три ноль-ноль войскам начать перегруппировку. Пароль — «Свобода».

Сказав это, командующий беглым взглядом окинул своих командиров: полковника Фуке, прозорливого советника, настроенного против нацистов, еще больше против русских, и особенно сильно против коммунистов; генерал-майора Адольфа Тровица; полковника Хоона; генерал-лейтенанта Крузе…

Группенфюрер СС Гилле обратился к нему:

— Я полагаю, все небронированные средства передвижения должны быть уничтожены, так как в противном случае они попадут в руки противника.

Штеммерман согласно кивнул. Роль, которую ему отвели, он теперь играл уже по собственному побуждению. По крайней мере, он хотел показать, что замкнулся в себе. Это было самое малое, что, по его мнению, он должен был продемонстрировать перед солдатами.

Совещание окончилось. Командиры спешно расходились по своим частям. Вместе с ними из дома, в котором расположился оперативный отдел, вышел и Штеммерман. Накинув шинель на плечи, он остановился на улице. Артиллерийская канонада смолкла, и над селом висела непривычная тишина. Несмотря на наступающие сумерки, можно было то тут, то там видеть группы солдат-эсэсовцев, довольно дерзко посматривавших в сторону генерала. Их взгляды подействовали на Штеммермана отрезвляюще. Командующий без права командовать и отдавать приказы — это было признаком того ужаса, который ждет его завтра или послезавтра: ответственность за принятие русских парламентеров, за бесчисленные колебания. После этого последует смещение с поста, возможно, даже изгнание из рядов вермахта, то есть потеря всего, что до сих пор было для него смыслом жизни. Генерал вспомнил свой дом в Потсдаме, виллу из простого кирпича, в которой он предстанет перед своей женой, оскорбленный, униженный. Сможет ли так жить он, генерал артиллерии Вильгельм Штеммерман?

— Господин генерал, дальше так продолжаться не может… — с такими словами подошел к нему полковник Фуке. Во время совещания он сдерживался, но теперь решил дать волю своему возмущению. — В конце концов, вы должны были поставить его в нужные рамки! Командующий вы, а не он!

— Конечно, конечно… — Штеммерман задумчиво посмотрел на Фуке. «А что, если довериться ему?» — подумал генерал и, положив руку на плечо Фуке, спросил: — Вы хотите мне помочь?

— Обязательно.

— Тогда я прошу вас помочь тяжелораненым. Пойдемте.

Придя на свой командный пункт, генерал тут же отпустил своих офицеров и адъютантов. Вместе с полковником он решил подготовить приказ об оставлении нетранспортабельных раненых, которые не могли самостоятельно ходить, в районе Шандеровки. Затем он попросил Фуке составить список врачей, санитаров и священников, которые должны остаться с ранеными.