Ультиматум

Штеммерман сразу же понял, какая неблагодарная роль отводится ему, и это заставило его еще больше невзлюбить группенфюрера СС Гилле. Пусть Гилле сколько угодно печется прежде всего о своих собственных интересах. Штеммерман твердо решил организовать прорыв так, чтобы из котла вырвались не только головные части, но и все десять дивизий. В этом Штеммерман видел свою основную задачу, осуществлению которой, однако, противоречил боевой порядок группировки.

Знания и боевой опыт, имевшиеся у генерала, подсказывали ему, что боевой порядок наступательной группировки зависит от многих факторов, ни один из которых на сей раз не был учтен. Ни боевой порядок войск противника, ни условия местности в полосе осуществления прорыва не оправдывали стягивания всех танков, бронетранспортеров и других боевых колесных машин лишь в одной из трех прорывающихся колонн. Не говоря уже о том, что две оставшиеся колонны, лишенные танкового усиления, должны были забрать с собой все обозы и раненых, что само по себе было большой обузой.

Как только начальник штаба перешел к чтению той части приказа, где говорилось, что все генералы и штабные офицеры должны присоединиться к левой колонне, то есть к колонне Гилле, Штеммерману стало ясно, ради чего был выработан именно такой боевой порядок. Подобное указание недвусмысленно указывало на характер проводимой операции. Это был отнюдь не план спасения всех войск. Его создатель прежде всего стремился вывести из котла главные силы, или, вернее говоря, их руководство, считая, что для этой цели все средства хороши.

Средней и правой колоннам отводилась роль «живой стены», или мишени, которая отвлекала бы на себя противника в интересах левой ударной колонны. Задействованные на самом сильном участке обороны противника, четыре немецкие дивизии должны были принять на себя сильнейшие удары противника. А в это же самое время танки, в которых так нуждались эти дивизии, согласно разработанному плану наносили неожиданный удар в южном направлении на слабом участке противника.

Генерал все еще ожидал, что в дальнейшем будут указаны какие-то факты, которые помогут ему взглянуть на этот план с положительной стороны, и потому не перебивал начальника штаба. Задав несколько вопросов, генерал получил на них такие ответы, что ужаснулся.

Построение боевого порядка не соответствовало ширине, прорыва. К тому же здесь шла речь о наступлении на противника не с ходу, а в условиях непосредственного соприкосновения с ним, что также должно было найти отражение в построении боевого порядка. Такое наступление: требовало обязательной перегруппировки имеющихся сил и средств, тем более что условия не позволяли использовать части, действующие в первом эшелоне. В данном же случае ни группировка войск, ни ширина, ни глубина наступления не были соответствующим образом увязаны друг с другом. О взаимодействии с танковыми отрядами генерала Брайтса и Формана не могло быть и речи. В их задачу входило лишь не допустить сдавливания с боков прорывающего клина. Однако русские все больше и больше сжимали кольцо окружения, а сегодня утром перерезали дорогу Стеблев — Шандеровка.

Выслушав начальника штаба, Штеммерман отпустил его. Генерал покритиковал лишь отдельные пункты приказа и дал необходимые указания, однако ни словом не обмолвился о плане в целом. Быть может, все свои возражения он приберег к предстоящему совещанию командиров частей и соединений?

Все в штабе хорошо знали генерала, знали его взгляды и способности, а кроме того, знали и о его отношении к Гилле и Либу, особенно обострившемся в последнее время. Со дня встречи с русскими парламентерами ординарцы, телефонисты, адъютанты и шоферы при малейшей возможности перехватывали обрывки споров, вспыхивавших между Гилле и Штеммерманом и свидетельствовавших о том, что постепенно эти два человека стали непримиримыми врагами. И хотя большая часть штабных офицеров стояла на стороне Штеммермана, отклоняя все придирки Гилле, они все-таки остерегались открыто проявлять это. Беспокоясь за свою судьбу, офицеры оперативного отдела штаба при разработке плана на прорыв руководствовались в основном «предложениями» группенфюрера СС. Они решили просто выжидать. Они ждали успешного исхода битвы, ждали безболезненного конца вражды между командирами, ждали приказа Штеммермана, который лишил бы их самостоятельности в принятии того или иного решения.

Начальник штаба ушел, и генерал Штеммерман остался один в кабинете, который не мог называться удобным рабочим кабинетом, несмотря на то, что в нем были и ковры, и телефон, и городская мебель. Генерал взял телефонную трубку и потребовал соединить его со штабом дивизии СС «Викинг». Однако дивизию ему сразу не дали, и он, со злостью бросив трубку на рычаг, подошел к окошку.