Ультиматум Борна

— Боже, ты из «Медузы»!

— Я слышал это название, но это все, что я могу вам сказать… Позвольте мне сказать кое-что, мистер Борн. Я не хочу оставить мою жену вдовой, а моих детей — сиротами ради контракта. Они слишком много для меня значат.

— Ты проведешь сто пятьдесят лет в тюрьме, и это только если тебя будут судить в штате, где запрещена смертная казнь.

— Только не с тем, что я знаю, мистер Борн. О моей семье и обо мне хорошо позаботятся — новое имя, может быть неплохая ферма в Дакоте или Вайоминге. Видите, я знал, что этот момент когда-нибудь наступит.

— Что уже наступило, ты, ублюдок, так это то, что мой друг там внутри сейчас истекает кровью. Твоих рук дело!

— Может, перемирие? — предложил Марио.

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

— Меня ждет очень быстрая машина в полумиле отсюда, — ответил киллер из Ларчмонта, Нью-Йорк, затем снял с пояса прямоугольный предмет. — Она может быть здесь меньше чем через минуту. Уверен, водитель знает, где есть ближайший госпиталь.

— Идет!

— Договорились, Джейсон Борн, — сказал Марио и нажал кнопку.

* * *

Морриса Панова вкатили в операционную; Луис ДеФазио еще ждал своей очереди, поскольку его раны были признаны поверхностными. А также, после неофициальных переговоров Вашингтона с набережной д’Орсе, под охрану в американском посольстве в Париже был заключен преступник, известный просто как Марио.

Доктор в белом халате вышел в больничную комнату ожиданий; Конклин и Борн с испугом поднялись на ноги.

— Я не стану делать вид, что все в порядке, — сказал врач по-французски, — потому что это не так. Оба легких вашего друга прострелены, а также стенка сердца. Соотношение шансов на то, что он выживет, — сорок к шестидесяти — боюсь, не в его пользу. Однако он очень волевой человек, который хочет жить. Иногда это значит больше, чем любые медицинские заключения. Что еще я могу вам сказать?

— Спасибо, доктор, — Джейсон пошел прочь.

— Мне нужен телефон, — сказал Алекс, обращаясь к хирургу. — По-хорошему, мне бы надо поехать в посольство, но у меня нет столько времени. Могу я быть уверенным, что меня не будут подслушивать?

— Думаю, да, — ответил врач. — Мы просто не знаем, как это сделать, даже если бы захотели. Пожалуйста, воспользуйтесь моим кабинетом.

— Питер?

— Алекс! — вскричал Холланд из Лэнгли, Виргиния. — У вас все в порядке? Мари улетела?

— На твой первый вопрос ответ отрицательный; что касается Мари, будь готов к ее паническому звонку как только она прибудет в Марсель. Пилоту запрещено пользоваться радио.

— Что?

— Скажи ей, что мы целы, Дэвид не ранен…

— Что ты несешь? — перебил его директор ЦРУ.

— На нас напали, пока мы ждали самолет из Поитиерса. Боюсь, Мо Панов в плохом состоянии, в таком плохом, что я даже не хочу сейчас об этом думать. Мы находимся в больнице, и доктор не очень нас обнадеживает.

— О, Боже, Алекс, мне очень жаль.

— В некотором смысле, Мо боец. Я все еще верю в него. Кстати, не говори об этом Мари. Она будет слишком беспокоиться.

— Конечно. Могу я чем-то помочь?

— Да, можешь, Питер. Скажи мне, что «Медуза» делает в Париже?

— В Париже? Это противоречит всему, что я знаю, а я знаю очень много.

— Мы уверены. Двоих, напавших на нас час назад, послала «Медуза». Мы даже получили что-то вроде признания.

— Я не понимаю! — протестовал Холланд. — Париж никак не входил в эти планы. Он никак не связан со сценарием.

— Нет, связан, — возразил бывший офицер. — Ты сам говорил. Ты назвал это самовыполняющимся пророчеством, помнишь? Логика, которую Борн воспринял как теорию. «Медуза» соединяется с Шакалом с целью уничтожения Джейсона Борна.

— В этом-то и дело, Алекс. Это всего лишь теория, гипотетически убедительная, но все же теория, основа для стратегии. Но этого не произошло.

— Очевидно, наоборот.

— Только не с этого края. Насколько нам известно, «Медуза» сейчас в Москве.

— В Москве? — Конклин чуть не выронил трубку из рук.

— Да. Мы сосредоточили внимание на юридической фирме Огилви в Нью-Йорке, прослушивая все, что только можно прослушать. Каким-то образом — мы пока не знаем, каким, — его предупредили, и он выехал из страны. Он полетел Аэрофлотом до Москвы, а его семья отправилась в Марракеш.

— Огилви?.. — промолвил Алекс; он поморщил лоб, пытаясь вспомнить. — Из Сайгона? Офицер-юрист из Сайгона?

— Верно. Мы считаем, что он управляет «Медузой».

— И ты скрывал это от меня?

— Только название фирмы. Я же сказал, у нас свои приоритеты, а у вас — свои. Для нас «Медуза» важнее.

— Ты грязный полотер! — взорвался Конклин. — Я же знаю Огилви — точнее, знал его. Позволь сообщить тебе, как его прозвали в Сайгоне: Хладнокровный Огилви, самый изворотливый подонок во Вьетнаме. После нескольких повесток в суд и небольшого расследования я мог бы сказать тебе, где зарыты некоторые из трупов судей, убитых им — но ты все запорол! Ты мог бы его взять под формальным предлогом за совершение нескольких убийств в армейских судах. Боже, почему ты мне не сказал?

— Честно говоря, Алекс, ты никогда не спрашивал. Ты просто заранее решил — и весьма правильно, — что я тебе этого не скажу.