— Не беспокойся, — сказал советский калифорниец. — Как только что-нибудь случится, нам сразу сообщат. Я сверну карты.
Это произошло ровно в 0:02 ночи, сразу после общей смены караула, в самое темное время ночи. Телефон в их номере взвизжал, сдернув Бенджамина с дивана. Он пробежал через комнату к настойчиво звенящему аппарату и сорвал трубку.
— Да?..
— Было еще что-то, не так ли? — холодно спросил Дельта.
— Да, и ты, возможно, прав. На той стороне был найден мертвый колхозник, сжимавший в руке порванные документы. Он лежал между двух убитых охранников, один из которых был раздет до трусов и ботинок…
— Это был хороший парень, не могу предположить ничего другого, — размышлял Борн, быстро поднявшись и потянувшись к карте испанского комплекса. — Он, наверное, заслал внутрь купленного самозванца с поддельными документами, потом вбежал сам, а раненый офицер в последний момент раскусил обман и заговорил на иностранном языке, которого он не знал… Я же говорил тебе, Бен. Нащупывать, проверять, колебать, запутывать и найти путь внутрь. Кража формы — стандартный ход, и в неразберихе она позволила ему пройти через тоннель.
— Но за любым человеком с этими пропусками должны были следить. Ты ведь сам так сказал, и Крупкин распространил по всей линии!
— Кубинка, — сказал Джейсон, теперь задумчиво изучая карту.
— Арсенал? Тот, что упоминался в новостях?
— Именно. Как и в Кубинке, у Карлоса есть кто-то здесь, внутри. Кто-то, обладающий достаточной властью, чтобы приказать какому-нибудь малозначительному офицеру караула доставить любого, кто попробует пройти по тоннелю, к нему, прежде чем поднимать тревогу и будить штаб.
— Такое возможно, — быстро и твердо согласился молодой тренер. — Кому охота будить штаб ложной тревогой? К тому же, как ты говоришь, началась суматоха.
— В Париже, — сказал Борн, подняв глаза от карты, — мне сказали, что лишние проблемы — главный враг КГБ. Это правда?
— В масштабе один к десяти, по меньшей мере к восьми, — ответил Бенджамин. — Но кто это может быть? Он ведь не был здесь уже больше тридцати лет!
— Если бы у нас была пара часов и компьютер с базой данных всех, кто есть в Новгороде, мы могли бы ввести несколько сотен имен и получить несколько возможных кандидатур, но у нас нет в запасе пары часов. Нет даже минут! К тому же, насколько я знаю Шакала, это не имеет значения.
— А по-моему, это многое значит! — вскричал советский американец. — У нас тут предатель, и нам следует знать, кто это.
— Я подозреваю, вы и так скоро это выясните… Это все
— Хорошо.
— Все, что мне нужно.
— Я уполномочен на это.
— И потом ты исчезнешь. Я знаю, что говорю.
— Ничего подобного, Хосе!
— Снова возвращается Калифорния?
— Ты слышал, что я сказал.
— Тогда, возможно, мама молодого Бенджамина застанет труп своего сына, когда вернется в Москву.
— Да будет так!
— Да будет?.. Что заставило тебя это сказать?
— Не знаю. Это показалось к месту.
— Заткнись! Пошли отсюда.
Глава 41
Ильич Рамирес Санчес дважды щелкнул пальцами в тени, поднявшись по короткой лестнице миниатюрного входа в небольшую церковь в «мадридском»
— Заходи внутрь, в ризницу. Там ты сможешь переодеться. Этот не подходящий тебе по размеру пиджак охранника — отличная цель для снайперов.
— Приятно снова поговорить с кем-то на нашем языке, — сказал Карлос, следуя за ним внутрь маленькой церкви и закрывая за собой дверь. — Я твой должник, Энрике, — добавил он, окинув взглядом пустые ряды скамеек и мягкие огни на алтаре, поблескивавшем золоченым распятием.
— Ты уже больше тридцати лет мой должник, Рамирес, и я об этом ничуть не жалею, — тихо засмеялся солдат. Они прошли в правое крыло и вниз к ризничей.
— Тогда ты, наверное, не поддерживаешь контакт со своими родственниками в Баракоа. Родные братья и сестры самого Фиделя и наполовину так хорошо не живут.