Ультра. Как в 40 лет изменить свою жизнь и стать одним из лучших атлетов планеты

С того самого вечера в заснеженном Мичигане, когда Брюс Кимболл протянул мне первый в моей жизни стакан пива, я подсознательно почувствовал, что алкоголь станет для меня проблемой. Может, и не прямо сразу почувствовал, но какое-то время спустя. Хотя спиртное и стало чудесным эликсиром, исцелившим мое неумение общаться, но моя тяга к нему была чрезмерно сильна. В семье не увлекались спиртным – уж скорее наоборот, – но не нужно было знать об алкоголе многого, чтобы понять: в такой магнетической привлекательности нет ничего хорошего. Переломанные ребра могли лишь укрепить меня в этом подсознательном убеждении. Но это вовсе не означало, что я собирался принимать какие-то меры; просто я получил сигнал о приближении неизбежных неприятностей. Так что толку думать о плохом? «Если проблемы не замечать, то ее и нет».

Понадобилось немного времени, чтобы один пьяный вечер в неделю перерос в два. К весне первого курса я проводил за выпивкой четыре-пять вечеров в неделю. Но разве это ненормально для студенческой жизни? Так почему бы и не забить на учебу, а вместо этого пойти в среду на пивную вечеринку к Филу Делту? Я все еще получал высшие отметки. Когда вы молоды и полны сил, можно вечером забуриться на тусовку, утром сходить на тренировку и прийти на занятия подготовленным. Да, конечно, от меня чуток несло, когда в шесть утра я вставал босыми ногами на бетонную площадку бассейна DeGuerre Pool – но я был такой не один. И я никогда не опаздывал.

На соревнованиях Pacific-10 в мою первую университетскую весну мне удалось показать свои лучшие результаты. Тем не менее я по-прежнему самую малость не дотягивал до минимальных показателей, необходимых для участия в первом дивизионе NCAA. Жестокое разочарование. Но в то же время где-то в глубине души я знал, что и не заслуживаю квалификации. Стэнфорд одержал вторую подряд победу на чемпионате NCAA в Индианаполисе. А я проторчал это время дома, оставшись без вожделенного чемпионского кольца. Вдобавок мои результаты стали ухудшаться.

Я продолжал плавать, но любовь к спорту слабела, таяла, пока не ушла окончательно. Впервые за всю жизнь плавание превратилось для меня в повинность. Я постоянно уставал. Помню «Рождественский слет» на первом году обучения. Это была ежегодная традиция, когда команда заранее возвращалась после каникул во впавший в зимнюю спячку кампус и две недели тренировалась дни напролет, покуда глаза на лоб не полезут. Между тренировками я только ел и спал, а просыпаясь, ощущал единственное чувство – ужас.

Тогда я начал медленно, но верно предавать забвению многочисленные амбициозные цели как в бассейне, так и вне его. Страсть к плаванию, как и ко многому прочему, угасала. Осталось только стремление гулять допоздна, надираться и вообще по возможности приятно проводить время. Я даже перестал ходить на биологию человека – предмет, который раньше считал для себя главным, – до странного быстро отказавшись от давней мечты стать медиком. Единственный аргумент, который я могу вспомнить, звучал так: «Кому нужна вся эта морока?» Я перестал видеть дальше собственного носа и задавался лишь одним вопросом: «Что развеселит меня на этот раз?» Ответ был один – выпивка.

На втором году обучения мои спортивные результаты точно отразили мою апатию. На третьем году тенденция закрепилась и усилилась. Как нетрудно догадаться, я по-прежнему не получал квалификации для NCAA, вновь упуская шанс одержать со своей командой победу (уже третью по счету) и получить чемпионское кольцо. Готовясь к Pacific-10 весной третьего учебного года, я торжественно поклялся себе и товарищам по команде целый месяц не брать в рот спиртного перед важнейшим соревнованием года и питал большие надежды, что наконец-то войду в команду NCAA. Увы и ах. Я не продержался и недели. Нет нужды говорить, что квалификацию я не прошел. Несмотря на тысячи миль, которые я проплыл по дорожкам Стэнфорда, даже в школе я плавал быстрее, чем теперь. Но вместо того чтобы начать бороться с прогрессирующей зависимостью, я просто покинул спорт – ушел раз и навсегда.

Не могу сказать, что решение далось мне легко. Я вынашивал его многие недели.

Весной, в межсезонье, я пришел в кабинет Скипа.

– Я решил покончить с этим, Скип. Не могу больше.

Я ждал, что тот начнет спорить, постарается меня переубедить, станет уверять, что команда по-прежнему нуждается во мне. Но он, едва подняв глаза от газеты, лишь пожал плечами.

– Ладно, Рич. Удачи.