Ультра. Как в 40 лет изменить свою жизнь и стать одним из лучших атлетов планеты

Следующей осенью я начал работать помощником юриста в Skadden, Arps, Slate, Meagher & Flom – крупной нью-йоркской фирме, которая сделала себе имя во время бума слияний и поглощений в 1980-е годы. Должность сложно было назвать высокооплачиваемой, однако соцпакет включал компенсацию затрат на обучение в юридической школе – недурственно, раз уж я решил заделаться законником. Раньше я всего однажды был в Нью-Йорке, и то недолго. Он казался мне таким экзотичным; хотя город находился всего в нескольких часах езды к северу от округа Колумбия, но это был совершенно иной мир, если сравнивать с местами, где я вырос. Нью-Йорк, рассудил я, полон волнующей новизны, в которой я нуждался, чтобы скрасить скуку трудовых будней. Но главная мысль, бившаяся в моем мозгу, была такова: «В Нью-Йорке мне не нужна машина. Я не сяду за руль. А значит, я могу пить сколько угодно, не беспокоясь о штрафах».

Итак, я отправился в Манхэттен прежде всего потому, что он казался отличным местечком, чтобы налакаться вволю. Да так оно и было. Я с полной ответственностью могу назвать Нью-Йорк «Диснейлендом для алкоголиков» – гигантская зона высокоградусных развлечений, где жизнь кипит и ничто не слишком.

Переехав в крошечную квартирку в деловом центре вместе со стэнфордским пловцом Мэттом Нэнсом, который получил работу аналитика в Morgan Stanley, я не мог дождаться, когда заживу самостоятельно.

Но, приступив к своим обязанностям в Skadden, я увидел, что все мои опасения насчет рутины и скуки полностью оправдались. Я и вообразить ранее не мог, сколь сера, безрадостна и муторна моя работа. Часами я, сгорбившись, простаивал над ксероксом, пока не начинало ломить спину. Текли недели заточения в кабинете, где не было окон, зато от пола до потолка высились стопки из коробок с бумагами. Мне вменялось в обязанности раскладывать документы в папки по датам или по тематике. Если день был особенно удачный, мне поручали «редактировать» информацию из документов. Это интригующее поручение в действительности означало, что я должен был отмечать наиболее важную информацию белыми закладками – с утра до вечера, день за днем, бесконечно.

Но было занятие, вводящее в еще больший ступор, если такое возможно, – пронумеровать груду бумаг, чтобы в будущем облегчить адвокатам поиск. Сегодня эту каторжную работу целиком выполняют компьютеры. Но в 1989 году требовалось вручную проштамповать порядковые номера на каждой странице документа при помощи нумератора Бейтса – допотопного, еще довоенного, тяжелого металлического агрегата с резиновой печатью, в которой автоматически сменяются символы. Работенка не бей лежачего – если только вам не приходится штамповать тысячи страниц. Кто-то же должен был это делать – так почему не выпускник Стэнфорда?

Проходили долгие часы. Планы на вечер или уик-энд? Какое там! Большую часть времени, что не спал, я проводил на работе, где растрачивал жизнь в обмен на 22 тысячи долларов ежегодного жалованья и привилегию давать себя эксплуатировать в хвост и в гриву измученным стрессами и хроническим недосыпом юристам, которые срывали злобу на подчиненных. Бесчисленное количество раз я наблюдал, как, казалось бы, приличные люди ударялись в слезы или в приступе бешенства бросались на окружающих. Как-то раз один адвокат швырнул прямо мне в лицо тяжеленный сборник федеральных законов…

Я не пытаюсь вызвать у вас жалость – наверное, в рудниках работа потяжелее. Это всего лишь зарисовка из жизни нью-йоркской юридической фирмы восьмидесятых – реальность, которая сильно отличается от того, что показывают по телевизору или рассказывают наивным студентам-юристам, и еще сильнее – от той юридической практики, которую любил мой отец.

Если бы еще тогда я понял, что юридическая школа не для меня и нужно поискать более осмысленное занятие. Но увы. Это была моя первая настоящая работа. Поэтому я считал, что все в порядке вещей, что именно так и выглядит работа в мире американских корпораций. «Именно этим, – думалось мне, – и должны заниматься образованные люди вроде меня».

И все же я не стремился к тому, к чему шли все эти юристы, – несчастному одиночеству на вершине горы из денег. И даже в их одобрении я не нуждался. Мне просто было все равно.

Я знал, что и самая привлекательная должность не принесет мне ничего, кроме новых обязанностей. Поэтому, когда мой телефон звонил, я не брал трубку. И прежде чем перезвонить, выжидал час, чтобы юрист, который звонил с поручением, наверняка успел отыскать другого помощника. Много раз, мучимый похмельем, я запирал дверь на замок, выключал свет и погружался в дрему. А в другие дни я уходил из офиса, просиживая долгие часы за ленчем, шатаясь по улицам Манхэттена или сидя в киношке – и никто ничего не знал. Если бы кто-нибудь спросил, где я был, то я бы придумал какую-нибудь историю. Но никто никогда не спрашивал. В огромной компании не считали нужным отслеживать продуктивность мелкой сошки вроде меня, и я охотно пользовался этим преимуществом.