Ультрамарины

Он попытается объяснить сыну, как он счастлив, как он любит ощущение власти над стихией, когда огромный корабль рассекает волны. Как он любит чувствовать, что больше не привязан ни к чему, ни к какой земле, что целыми днями можно ни с кем не общаться, потому что некого позвать. Хотя он волнуется за сына, волнуется, переживает, что может не оказаться рядом в сложный момент. Он расскажет сыну только хорошее, о работе приятной, такие вещи, которые говорят детям, чтобы не травмировать психику.

Он оставляет телефон рядом с галькой и билетом на метро, напоминающем о том, что однажды он покинул новенький дом ради студии в Париже. А спустя несколько дней вернулся, вновь приступил к своим обязанностям, повесил занавески, построил вторую стену, зарыл свое приключение где-то в саду.

Он позволил себе перевести дух, и теперь его занимает всеобщее волнение, сообщения по рациям.

Он пишет на листке бумаги «21» и мысленно перечисляет всех коллег. Но один образ его постоянно отвлекает, не дает сосредоточиться. Лицо, возникшее перед ним, когда он думал, что один в море и далеко от шлюпки. Спокойное лицо, серьезное, тот человек совсем не запыхался. Ненормально безмятежное для того купания лицо.

— Это твой первый рейс с ней?

Двое офицеров на палубе курят одну сигарету.

— О нет, я ее знаю с двадцатилетнего возраста. Отличная тетка. Трудяга. Ей было сложно сделать себе имя, не остаться просто дочерью знаменитого отца. Тем более он из ниоткуда, семья неизвестная. Сын рабочего, который однажды увидел море и вбил себе в голову, что будет рассекать волны. У него тоже были разные этапы, когда-то едва находил деньги на комнату в общежитии, а по ночам работал в баре. Исключительный случай. А она всегда хотела идти его дорогой. Никогда не отступала. Никогда не любила земную, как она выражается, жизнь.

— Ее отец до сих пор капитан?

— Нет. Его десять лет назад объявили негодным для этой службы. Никто точно не знает почему. Какая-то деменция, провалы в памяти, частые абсансные припадки.

— А история, которую о нем рассказывают, исчезновение на несколько дней — это правда?

— Есть и другая версия. Во время того путешествия корабль мог просто заблудиться.

Мужчины дрожат на ветру, словно ими овладел магический страх, запрещенный страх, и теперь надо искать способ утвердиться в своем позитивном настрое, успокоиться. Они представили волну, появившуюся из ниоткуда, целую стену воды, непредвиденное препятствие, которое рушит судьбы и топит корабли. Вместе они прожили кошмар каждого моряка, узрели темную надвигающуюся водяную массу высотой в несколько метров, которая опрокинет все на свете.

— А почему он несколько недель ничего не говорил? И почему его команда молчала?

— Честное слово, я понятия не имею.

После второй сигареты можно возвращаться, они редко столько говорят, однако оба двигаются медленно, видно, что хотят еще чем-то поделиться.

— Я спрашивал у тебя, хорошо ли ты ее знаешь, потому что слышал разное… Говорят, она изменилась. Говорят, она немного странная. Вот только что следила за моряком в коридоре, пыталась проникнуть в каюты.

— За каким моряком?

— За новичком.

В другой день они бы отпустили скабрезную шутку, но теперь ни одному из них не до смеха.

— Почему она следила? Если у нее есть вопросы, она могла просто вызвать его.

— Именно. Обычно она всегда придерживается протокола.

Сидя на кровати и прижав ноги к груди, она чувствует, как множатся подозрения, пока двое или трое мужчин, встретившихся на палубе, говорят на одном языке. Уверенность и доверие могут покрыться чешуей, как рыба, могут стать скользкими, уплыть.

Если бы она решила не выходить из каюты, оставить корабль на попечение ветру, все быстро смекнули бы, что не нуждаются в ней и могут управлять судном совершенно самостоятельно. Однако она не чувствует опасности, временный мятеж кажется ей сомнительным. Напротив, она была бы рада, если бы все эти мужчины собрались наконец с мыслями, перестали чего-то ждать от нее и придумали план действий.

Она знает, что команда сильная, что эта часть человечества тянется к прекрасному. Они хотят придумать нечто новое, снять с этого мира завесу.

Она вновь закрывает глаза и позволяет себе утонуть на полу.

Обычно она так себя не ведет, не бросает работу средь бела дня.

Она должна ходить, говорить, действовать: обычно у нее напряжена каждая мышца, обычно она на три шага впереди всех. Чтобы ее остановить, нужен призрак, невообразимый пейзаж, морское чудовище.

Вчера вечером она видела свет. Боль не могла остановить ее, падение не могло, все было стабильно и спокойно. В последних лучах солнца море выглядело болезненно красным, раненым, истекающим кровью после битвы. Вода казалась плотной, липкой.

Несколько минут она созерцала волны, затем протерла глаза.

Это было прямо перед ужином. Теперь она вспоминает, сидя на кровати, соединяет в голове ниточки событий. Как можно управлять кораблем, если не следить за настроением океана?