Ultraviolence (СИ)

Чонгук вертит в руке бокал, на дне которого янтарного цвета жидкости всего на глоток, не скрывая усмешки на дне зрачков, скользит по омеге взглядом и взмахом руки отпускает охрану. В огромном кабинете альфы их двое. Один — хозяин положения, сильный и уверенный в себе альфа с черными, как смоль, волосами и не уступающими им по цвету глазами. Он продолжает нагло рассматривать парня перед собой и усмехается, когда омега неосознанно делает шаг назад. Второй — потерянный, едва ли дышащий и уже уверенный в том, что из этого кабинета живым не выйдет, омега. У него такие же оранжево-красные волосы, тонкие запястья и испуганные глаза. Чонгук помнит это тело на ощупь. Альфа его одной рукой может обхватить. Омега нереальный будто, совсем прозрачный, спасибо последним суткам в заточении. Но даже эти темные круги под глазами и вымотанный вид его внешность не портят.

Юнги знает, что все кончено — альфа доделает то, что начал еще в казино. И вроде пора бы принять эту мысль и смириться, но умирать не хочется от слова совсем. Юнги даже до двадцати не дожил, и ему обидно. Может, именно эта обида на судьбу и на высшие силы и придает ему смелости, потому что больше ее объяснить нечем.

— Поздравляю, твои шавки хорошо потрудились, — Мин вкладывает все свои усилия, чтобы голос не дрожал. Пусть он и умрет сегодня ночью — лицо терять не станет.

Ядовитая улыбка трогает губы альфы, он ставит бокал на столик рядом и медленно поднимается на ноги. Юнги отшатывается назад, неосознанно смотрит на дверь и даже делает к ней шаг.

— Знаешь, сколько проблем ты мне доставил? — у Мина кожу стягивает от этого голоса. Кажется, еще немного, и он будет слышать, как она трескается и расходится по швам.

Чонгук подходит ближе и замирает в двух шагах.

— Может, ты бы сперва стрелять научился, — Юнги уже плевать, он слетел с тормозов. Он приговорен к смерти, и терять больше нечего. Вот оно значит, как бывает, когда предел, когда ты стоишь у линии — один шаг и все закончится. Это вставляет покруче «ангельской пыли».

— Я смотрю, у тебя длинный язык, — хищно скалится Чонгук. Альфа в душе искренне наслаждается смелостью омеги. Хочется, чтобы он еще говорил. Его голос бархатный, будто идет из самой груди, а еще омега немного шепелявит, что даже мило. Чон ловит себя на мысли, что его голос ласкает слух. — Не боишься, что я тебе его отрежу?

Чонгук, как гепард, загнавший в угол добычу, стоит напротив, следит за каждым движением и чуть ли не облизывается в предвкушении того, как польется в горло теплая кровь, стоит прокусить эту тонкую шею.

— Уже не боюсь, — Юнги взгляда не отводит, но не позволяет черной бездне в глазах напротив утянуть за собой. — Я прекрасно знаю, зачем я здесь. Можешь не тянуть.

Юнги вообще начинает казаться, что его язык зажил отдельной жизнью. Что бы сейчас ни говорил омега — это ложь. Он боится. До сгибающихся коленей, до дрожащих пальцев боится. Но если умирать, то с высоко поднятой головой. Мин ловит себя на мысли, что его даже сейчас, стоя напротив своего палача, греет мысль, что убытки были, что Чонгуку пришлось что-то потерять. Значит, жертва была не совсем напрасной. Альфа на его слова только усмехается, резко идет к столу и достает с полки пистолет. Мин, как завороженный, следит за парнем, и стоит черному корпусу блеснуть в его руках, то плюнув на гордость и на все свои принципы, срывается к двери. Чонгук ловит омегу прямо у двери, сильно бьет лбом о дубовое покрытие и разворачивает к себе. Юнги с трудом фокусирует взгляд на лице альфы, снова пытается вырваться, но у Чонгука железная хватка, Мин уверен — его тело уже наливается синяками под стальными тисками.

Чон приближает лицо, ловит рваное дыхание парня и, не удержавшись, проводит языком по чужим губам. Потом еще раз. Мин с широко распахнутыми глазами смотрит на альфу, пытается увернуться от странной ласки, но Чонгук фиксирует его голову и не позволяет ею двигать.

— Что, опять в поцелуе стрелять будешь? — хрипит Юнги и зажимает губы, не позволяя альфе их раскрыть.

— Какой дикий, лисенок, — издевательски тянет Чон и просовывает руку в джинсы парня. Сильно сжимает его ягодицы, оставляет на них полумесяцы от ногтей и наслаждается попытками омеги уйти от грубых ласк.

— Я люблю укрощать дикарей, особое удовольствие доставляет, — продолжает Чон и легонько кусает жилку на шее парня. Юнги чувствует, как пальцы Чонгука скользят в ложбинку между ягодиц и касаются кольца мышц. Омега в ужасе дергается назад, но снова бесполезно. Чонгук грубо давит на вход, без смазки, без подготовки просовывает в парня сразу два пальца, и его кроет от гримасы боли на чужом красивом лице.

— Смерть — это не самое страшное, — шепчет Чон в ухо парню и больно кусает мочку. — Смерть — это избавление. Мне кажется, ты его не заслужил.

Альфа резко разворачивает парня спиной к себе, вдавливает лицом в дверь и рывком сдирает с него джинсы.

— Пусти, — шипит омега и пытается соскочить с таранящих его уже, кажется, четырех пальцев. Больно до искр перед глазами, альфа нарочно двигается грубо, нарочно доставляет мучения.