Ultraviolence (СИ)

Чонгук резко убирает пальцы, и Юнги кажется, что все закончилось, омега только собирается повернуться, как чувствует, что пальцы заменили чем-то другим. Чем-то большим, холодным и доставляющим еще больший дискомфорт и боль. Юнги приходит в ужас, когда понимает, что это. Чонгук трахает его пистолетом. Буквально. Сильнее давит на оружие, которое своим напором расширяет стенки мышц, вытаскивает и повторяет. Юнги от боли и унижения начинает кричать. Бьется в сильных руках, кусает альфу куда-то повыше запястья и требует прекратить. Но его никто не слушает. Такое ощущение, что пистолет рвет его изнутри, хотя похоже, так и есть. Мин в кровь раздирает скребущиеся о дверь пальцы, чуть ли не воет от обиды.

— Прекрати, — обессилено, устав от борьбы, где он вечно проигравший, просит Мин. — Пожалуйста, прекрати.

Юнги, к своему стыду, сдерживаться больше не может и плачет, уткнувшись лицом в дверь. Обидно, унизительно, больно — все чувства смешались, и внутри омеги какой-то отвратительный коктейль, в самой дешевой забегаловке на окраине города подают и то получше.

— Ну вот, так всегда, — недовольно тянет Чонгук и убирает пистолет. Заботливо тянет наверх джинсы парня и разворачивает того лицом к себе. — Сперва такой смелый, рискованный, а чуть что, разрыдался, — продолжает издеваться альфа.

— Я не плачу, — Мин утирает рукавом дорожки на лице и смотрит с вызовом на альфу. — Ты больной извращенец. У самого не стоит, ты игрушками балуешься, — шипит Мин, надеется отомстить хоть словами, коль силы не хватает.

— Нет, куколка, просто ты не совсем в моем вкусе, — лжет Чонгук. Еще как в его вкусе, но трахать приговоренного к смерти Чон не будет. Слишком большая честь, и вообще альфа не подбирает остатки, вот и блядь Сэмуэля ему нахуй не сдалась. И плевать, что Чонгук хочет послушать, как этот омега стонет, что он еле сдержался, чтобы не заменить свои пальцы членом. Эту блядь хочется выебать до искр перед глазами, натянуть на свой член до упора и вертеть, чтобы хрипел, задыхался и просил еще. Но нет. Это слишком. Для Чонгука точно. Сука, даже поцеловать себя не дал. Не то чтобы Чонгук любил целоваться, скорее наоборот — терпеть не может. Но эти малиновые губы хочется сминать, рвать и кусать. Очень хочется. Чонгуку приходится отвести взгляд, чтобы унять возбуждение. Альфе и смешно, и нет: так его не вставляло от самой дорогой проститутки страны.

— За тобой должок. На сегодняшний день это довольно крупная сумма. Вот я и думаю, как тебе его вернуть, — говорит Чонгук и идет к столу. Отойти на расстояние кажется выходом из этой странной ситуации. Будто от омеги тянутся невидимые нити, и с каждым шагом Чонгук их рвет. Спасается бегством. Мальчишка словно Марианская впадина — альфа в нее падать не готов, но секунду назад стоял на самом краю.

Юнги отлипает от двери и, прикрыв глаза, прислоняется к стене в надежде, что скоро разукрасит ее своими мозгами, и об этом ужасном вечере вспоминать не придется. Чонгук с кем-то говорит по телефону, отбрасывает мобильник на диван и снова идет к парню.

— У меня ничего нет. Абсолютно ничего. Так что можешь уже стрелять, — Юнги даже глаз не открывает, он чувствует, что Чонгук стоит рядом, чувствует, как горит лицо под его пристальным взглядом.

— Отработаешь, — слышит Мин и распахивает веки. Юнги не успевает задать вопрос, как в комнату вваливаются уже знакомые ему амбалы. Омега, не понимая, смотрит на парней и на Чонгука.

— Хочу порадовать Совет и всех будущих крыс, как ты. Тебе отведена большая роль. Ты, считай, будешь примером для всех тех, кто когда-то посмеет хоть пикнуть что-то про мои действия, без разницы насколько они легальны или нелегальны. Я покажу этому городу, что бывает, когда кто-то тешит свое эго и решает, что может бросить мне вызов. Точнее, ты покажешь. Но это не самое главное. Эти старые извращенцы любят наведываться к Сюзи, а он позаботится о том, что под них будут подкладывать именно тебя. Я уже от одной этой мысли тащусь. Хочу видеть рожу Джина, когда того, кого они якобы защищали, они найдут в борделе, — скалится Чонгук и следит за, кажется, все еще ничего не понимающим омегой.

— Передашь Сюзи, — Чон обращается к одному из альф. — Пусть выставляет его как последнюю категорию. Самым ебнутым клиентам, извращенцам, групповуха, похуй. Пусть отрываются. Жаль, что у меня элитный бордель, и я не могу сам назначить тебе цену. Я бы повесил на эту очаровательную шею ярлык — два доллара. Думаешь, много? — оборачивается Чон к татуированному альфе. — Тоже так думаю.

И Юнги все понимает. С застывшей на лице маской ужаса смотрит на альфу и несколько секунд произнести ничего не может — слова застревают в горле.

— Ты… Ты психопат, — выдыхает Мин. — Ты больной.