Чонгуку приходится отойти к двери и попытаться не дышать. Даже затопленный желанием мозг понимает, что лиса после такого не выживет, что удовольствия будет в разы меньше, чем сожаления. Остается надеяться, что омега урок усвоил и отныне будет покладистым, именно таким, каким его хочет видеть альфа.
— Я вколол ему обезболивающее, он в себя так и не приходит. Думаю, так его организм борется со стрессом, — Ян собирает в чемоданчик баночки и тюбики.
— Уверен, что ты прекрасно делаешь свою работу, вот только я тут зачем, — хмыкает Чонгук, стараясь задержать дыхание. Течка вышибает последние мозги, и даже слова даются альфе с трудом.
— Я послал прислугу за лекарствами, чтобы прервать течку, — Ян подходит к альфе и становится напротив. — Но каково было мое удивление, когда мне сказали, что босс не разрешает. Потрудись объясниться. Потому что я явно чего-то не понимаю. Ты не можешь сейчас даже подойти к нему, я как врач тебе это запрещаю! — Ян прекрасно знает, с кем разговаривает, и очень старается не переходить черту, но одна мысль, что Чонгук может тронуть омегу в таком состоянии, ставит врачебный долг превыше даже своей жизни. — Мой пациент мало того, что избит плетью и изнасилован, так еще не может остановить долбанную течку, потому что ты ему не разрешаешь! Ты хоть представляешь каково ему? Это омега! Не один из твоих конкурентов-альф! Всего лишь ребенок! Он этого не заслужил! Я поеду сейчас за лекарствами, а потом приму меры и прерву его течку.
— Нет, — Чонгук выходит из спальни и идет к бару в гостиной. — При всем моем уважении, но это моя омега, и течку прерывать я не позволю.
— Неужели в тебе ничего человеческого не осталось. Стоит тебе привести его в чувства — у него начнется истерика. Он просто от твоего вида биться начнет. Послушай, позволь его ранам зажить. Если бы ты хотел его убить, то убил бы. Но раз уж ты привел его сюда и вызвал меня, значит его смерти ты не хочешь. Тем более на нем твоя метка. Ты понимаешь насколько это серьезно? Меченный тобой течный омега — это срыв всех тормозов. Тебе нельзя к нему подходить, я видел твои глаза в спальне, ты не такой железный, как думаешь. Ты слетишь с катушек, не сможешь удержаться и убьешь его. Ты свою метку видел? Кто так метку ставит! Ты его сожрать пытался?! Ты знаешь, что я в твои дела не вмешиваюсь — просто делаю свою работу, так позволь мне делать ее хорошо. Ему плохо. Мало того, что от боли, которой ты сам его наградил, так еще и от течки. У него жар, я еле сбил температуру. Не трогай его эти дни, один щелчок пальцами, и у тебя будет хоть десяток течных омег, оставь его. Прошу тебя, по нашей старой дружбе, — с мольбой в глазах смотрит на него Ян.
— Почему он не приходит в себя? — Чонгук протягивает врачу бокал и пытается сменить тему. Ян от коньяка отказывается.
— Он не хочет, а я ему в этом помогаю. В таком состоянии раны быстрее заживают, плюс я вколол ему обезболивающее, он проспит до утра, а потом я приду и снова сделаю уколы. Но Чонгук, помни, он не альфа, — говорит доктор. — Ему нельзя поворачиваться на спину, его нельзя вообще беспокоить, надо чтобы рядом кто-то постоянно был. Прошу, найми ему сиделку. Я хочу, чтобы мази действовали всю ночь, но он потеет сильно, поэтому периодически надо наносить по новой. Найди сиделку, я сам ему все объясню.
— Оставьте мази, и со всем остальным я разберусь, — перебивает его альфа.
— Я приду утром, если ему не полегчает, то я буду настаивать на госпитализации или откажусь от пациента. Я хороший врач и не буду смотреть на то, что несмотря на все мои усилия, ты пытаешься его убить, — Ян достает из чемоданчика тюбик мази и, положив его на стол, идет к двери.
После ухода врача Чонгук вновь наполняет бокал и продолжает нервно ходить по комнате, борясь с противоречивыми чувствами. От омеги одни проблемы. Лучше бы он умер той ночью в казино. Чонгуку бы не пришлось вот так вот разрываться между желаниями убить и защитить. Раздражает. Все, что касается Шуги, раздражает. Хочется выйти из квартиры, сесть за руль и поехать на автобан наматывать круги. Настежь открыть окна, впустить внутрь холодный ночной воздух и попробовать очиститься от тяжелого запаха малины, осевшего в легких. И вроде ничего не мешает это сделать, оставить этого самовольного омегу тут одного и уйти.