Улыбайся, милая Мэри (СИ)

- Может быть, я заменю тебя? Ты выглядишь усталой, - любезно предложила Кёко, накрыв своей ладошкой пальцы собеседницы.

- Нет, что ты, я прекрасно справлюсь. Не хочу никого утруждать.

Мэри проявляла неслыханную упрямость, когда ей предлагали помощь, и этим, надо признать, раздражала окружающих.

- О… ясно, - тоскливо отозвалась девушка, видимо, решив, что не добьётся желаемого результата. – Что ж, если тебе будет нужна помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Как же хорошо, что Мария не дала Мэ Ри ответить, иначе Савада непременно вежливо нагрубила бы и смазала бы весь образ хорошей девушки и прекрасной жены. И тогда Тсуна точно пристрелил бы её.

- Синьора, Женевьев попросила передать, - помощница кухарки подняла поднос повыше, чтобы Мэ Ри смогла рассмотреть, что ей просили передать.

- Спасибо большое, - девушка попыталась забрать из рук девчонки поднос.

- Нет-нет, синьора, я сама отнесу! Вы очень бледны!.. А поднос тяжёлый!.. И…

- Мария, я справлюсь, лучше помоги Женевьев, ей наверняка не хватает рук, - Мэри ласково улыбнулась и погладила служанку по голове, всё-таки вызволив поднос из трясущихся ручек.

Мэ Ри спала всего полтора-два часа, и от этого у неё всё плыло перед глазами, но девушка упорно продолжала заботиться о Тсуне, которому снова стало плохо ближе к ночи (даже напиток отца Мэри не смог этого предотвратить).

«Ты – мой должник», - думала она, осторожно расстёгивая пуговицы на повлажневшей рубашке супруга, чтобы поменять её на сухую и чистую футболку. – «По гроб жизни».

III.

- Мэри, немедленно иди сюда и ложись спать.

Савада был в состоянии лёгкого раздражения, грозящем вскоре перерасти в приступ неконтролируемой ярости из-за упрямого поведения одной особы, с недавних пор числившейся под его фамилией и имевшей социальный статус «жена».

Проснувшись глубокой ночью и удостоверившись в своей способности трезво мыслить, Тсуна обнаружил Мэ Ри, которая задремала в кресле, подложив руку под голову.

Первым же делом молодой босс попытался перетащить супругу на кровать и уложить рядом с собой, ибо температура его тела явно превышала норму, а Мэри, очевидно, замёрзла, что было уже не так удивительно, как в первую неделю их совместного проживания.

Окно было чуть приоткрыто и в комнате было прохладнее, чем обычно, поэтому Мэ Ри мёрзла ещё сильнее (но Тсунаёши совершенно точно было жарко и она решила, что пусть ему станет чуть полегче, а она как-нибудь перетерпит).

Девушка моментально очнулась и тут же попыталась убедить супруга в том, что не спала и лишь прикрыла глаза на пять минут.

- Со мной всё хорошо, Дечимо, лучше сам отдыхай.

Она говорила так, словно место на кровати было только для одного человека, и это ещё больше злило.

- Я не шучу. Если ты не ляжешь, я уложу тебя сам.

- А вот этого не надо, - с мягким упрёком в голосе, Мэ Ри присела на край кровати и попыталась прикоснуться ко лбу Тсуны, наивно полагая, что он слишком слаб для каких-то активных действий.

Десятый моментально среагировал, так как понял, что девушка не собиралась спать, даже если выглядела, как нежить и не спала уже практически двое суток (из-за этого Савада чувствовал себя виноватым). Молодой босс резко схватил её за руку и потянул на себя, заставив лечь рядом с собой.

От Мэри исходил приятный холодок и Дечимо невольно прижался к ней ещё теснее, обхватив обеими руками и уткнувшись носом в макушку.

- Будь добра, выспись хорошенько, - закрывая глаза, пробубнил он, чувствуя, что девушка протестующе заворочалась и попыталась выбраться (на самом деле, она просто не знала, что сказать).

- … Я говорила тебе не трогать меня! – возмущённо зашептала Мэ Ри. – Я серьёзно! Это просто отвратительно!

- Спи.

- Я не собира…

- Мэри.

- … Ненавижу тебя. Ты – обманщик, шантажист, тиран и эгоистичный жлоб.

Как это ни странно, Савада не испытывал абсолютно никаких угрызений совести, как его, скорее всего из-за болезни, не смущало и положение, в котором они находились. Даже обидные и оскорбительные замечания Мэри его не особо задевали (за прошедшие десять-пятнадцать лет он столько про себя наслушался, что уже бессмысленно было обижаться на эти мелочи).

А Мэ Ри… она просто обиженно поджимала губы и всеми силами пыталась не заплакать. Один раз она уже закатила истерику и потом была очень недовольна собой. Это было неправильно, не этому её учили братья. Хотя папа всегда говорил, что слёзы – это не удел слабых, а показатель того, что ты всё ещё умеешь чувствовать боль, обиду, страх или грусть, и можешь переживать по мелочам.

Она не слишком кичилась тем, что умела заботиться о других, однако была обижена и подавлена тем, что не услышала даже простого «спасибо», и это заставляло её чувствовать несправедливость, пожалуй, даже больше, чем то, как с ней обращался собственный муж (пусть и фиктивный, но всё-таки муж).

Девушка знала – Тсуна очень старался. Смягчал конфликты, шёл на уступки, искал компромиссы. Она же просто принимала всё это, как должное и не пыталась быть для него ни другом, ни тем более, семьёй.