Улыбайся, милая Мэри (СИ)

Названивал ли денно и нощно, не делая перерывов на чай и покурить?

Ни в коем разе.

Пытался ли задобрить подарками или принести тонны словесных извинений и обещаний бросить весь мир к её ногам?

На это она не рассчитывала с самого начала.

Думал ли о том, чтобы отпустить?

– Ненавижу тебя.

– Я знаю.

Только если в её снах.

Мэри не думала, что он пойдёт на такое. Она понимала – так просто вырваться не получится, но и представить не могла, что Савада настолько безумен, чтобы забраковать все вылеты из аэропортов Сицилии на этот вечер. У него хватило наглости использовать связи и деньги, чтобы не дать ей улететь из Италии к брату, в США. Мэ Ри хотела отсидеться там, прийти в себя и поразмыслить над будущим. На худой конец снова обрести возможность думать и принимать решения за себя.

– Я не дам тебе уехать, пока мы не поговорим.

– Мы уже это делаем. В течении последних десяти секунд, как минимум. И у меня до сих пор нет гарантий, что я уеду, как только выслушаю тебя.

В конце концов, какой есть ещё выбор, когда аэропорт практически оцеплен снаружи. Пускай в зале провожающих, никого нет, но Мэри собственными глазами видела, как Ямамото и Гокудера выпроваживали последних сотрудников, поэтому могла предположить, что в остальной части тоже никого не осталось.

– Оригинальный способ ткнуть меня носом в то, что у тебя есть деньги и власть, чтобы отчебучивать такие фокусы.

Дечимо нахмурился и вздохнул:

– Ты знаешь, что я не это имел в виду. Как ещё я мог тебя задержать? Убедить остаться и выслушать?

– Дерьмовая фантазия, раз не придумал ничего получше, – Мэ Ри огрызнулась, не в силах усмирить собственное желание ударить его побольнее. Не физически – словами. Как самая последняя сука. – Хотя, чего я удивляюсь?

– Мэ Ри.

– Что? Что опять? Вы все так часто одёргиваете меня, что это начинает бесить. Меня от собственного имени уже тошнит.

– Я облажался.

Мэри иронично изогнула правую бровь.

Интересно.

Она нажала на ручку чемодана, вдавив её внутрь, медленно обернулась сперва в одну сторону, затем в другую, в поисках наиболее выгодного места для посиделок. В итоге села на чемодан, опираясь на руки, и с деловым видом приготовилась слушать.

– И ты думаешь, что это поможет, – утвердительно сказала, спустя короткую вечность молчания между ними. – Что ж, большое спасибо за констатацию факта – мне, если не в курсе, очень хорошо известно, что ты налажал.

– Я должен был защитить семью. Людей, которыми дорожил. И подумал, что…

– И поэтому выбрал в качестве жертвенной хрюшки меня – беспомощного постороннего человека, у которого нет ни денег, ни влиятельной родни, ни даже образования, чтобы предъявить что-то. Не кого-то из женщин своего круга. Меня, неспособную даже выстрелить в цель. Почему?

– Ты не должна была пострадать. Я всё учёл: наш брак, развод, компенсацию. Всё должно было вернуться на свои места, нужно было лишь потерпеть. Копнуть глубже и разобраться.

Менее выразительно смотреть на него Хон не стала.

У неё в груди теперь зрело лишь одно неистовое желание: оторвать ему голову и как следует встряхнуть, как тот шар с предсказаниями, чтобы узнать хоть какой-то ответ на вопрос, который он мог счесть риторическим. Живот вновь скручивало и разворачивало болезненными судорогами, руки тоже ненормально тряслись от страха.

Чего Мэ Ри могла бояться?

Только одного – пойти на попятную.

Тсуна выглядел плохо. Несмотря на то, что был одет с иголочки и не подавал никаких признаков усталости, Мэри отчётливо видела нездоровую бледноту кожи, тяжёлые и глубокие синяки под глазами, и тусклый, потерянный взгляд, плохо фокусировавшийся на окружающих предметах и на ней в частности.

Сколько он не спал?

– Что ж ты копнул глубже. Разобрался. Мы предостаточно терпели. Не пора ли вернуть всё на свои места прямо сейчас?

– Я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

Ей уже было поздно поворачивать в обратную сторону и сдаваться. Что бы он ни сказал, Мэ Ри не планировала возвращаться, для неё это была поездка в один конец.

– Не собираюсь. Ты мне нужна.

– Ты же не глупый. Понимаешь, что мы больше никогда не вернёмся к тому, что было неделю или месяц назад. Я с трудом выношу тебя прямо сейчас.

Ожидая, что он отреагирует остро и неадекватно, Хон почти не удивилась, когда Савада вдруг улыбнулся. Но затем он посмотрел на неё с таким обожанием в усталых глазах, что у Мэри защемило в груди.

Я люблю тебя.

– Именно поэтому я отпускаю тебя. Потому что ты говоришь «прямо сейчас». Ты не говоришь «на всю жизнь».

Боже, как же сильно я тебя люблю.

– Я могу сказать это прямо сейчас.

– Разве это будет правдой?

Не отступай.

Беги от него.

Вернись, я люблю тебя.

Убирайся из моей жизни.

Я не могу тебя отпустить.

Прошу тебя, не разрушай меня ещё больше.

Останься.

Уходи.

Хон Мэ Ри обнаруживает слёзы на своём лице, когда смотрит на удаляющийся в иллюминаторе пассажирского Боинга остров, подпирая ладонью подбородок.

Он действительно это сделал – он её отпустил.

– … Я же не смогу тебя простить. Ты сможешь жить с этим?

– Не прощай. Я готов на пожизненный испытательный срок.