– Я подумала, что кошка не напугана, а наслаждается охотой.
По какой-то причине от этого замечания мисс Кавендиш, произнесенного легким, ясным голоском, у Джорджии кровь застыла в жилах.
– Некоторое время спустя, – продолжала старая дама, – Скриблс как будто наскучила эта странная охота. Она решительно вернулась на середину комнаты, начала вдруг гоняться за собственным хвостом, кружилась, как безумный дервиш или волчок, а потом свернулась клубком и заснула.
Повисло долгое молчание. Найджел потупился, не желая встречаться глазами с пожилой дамой. Джорджия играла мундштуком, не зная, что сказать.
– Зачем вы нам это рассказали? – спросил наконец Найджел, взглянув на мисс Кавендиш.
Глаза Клариссы сияли. Они отражали возбуждение, смысла которого он не мог разгадать, и словно чего-то от него ждали. Казалось, мисс Кавендиш была учительницей, едва сдерживающийся, чтобы не подтолкнуть нерадивого ученика к верному ответу.
– Во-первых, мистер Стрейнджуэйс, каково ваше собственное мнение об этом инциденте?
– Либо кошка увидела привидение, либо нет. Будь это привидение, она была бы напугана, выгнула спину и зашипела, и, конечно, не стала бы нападать, да еще многократно. Кроме того, мы решили оставить сверхъестественное в стороне до тех пор, пока не будем уверены, что никакого рационального объяснения найти невозможно. Неистовые нападки… Кстати, а сколько лет кошке?
– Три года.
– Тогда это не игривость котенка. Предположим, ей что-то подложили в еду. Вы говорите, кошке как раз дали блюдце молока. Не знаю, какой яд способен привести к подобным симптомам, не оставив более серьезных последствий. Но предположим, перед началом сеанса кто-то подмешал что-нибудь в молоко или сделал ей укол. Зачем ему это делать? Единственный возможный ответ – чтобы напугать собравшихся. Значит, это розыгрыш или серьезное намерение напугать одного из компании. Тогда это уже другое дело.
– Для обычного розыгрыша, на мой взгляд, слишком уж сложно и жестоко, – подала голос Джорджия. – Если бы шутник нарядился в батистовую ночную сорочку, хватался за живот и стонал… но фантомного епископа как будто оттеснили за кулисы.
Энергично закивав, мисс Кавендиш, словно аплодируя, хлопнула по подлокотнику кресла.
– Если шутка была намного серьезнее, – продолжал Найджел, – и обращена против кого-то конкретного, значит, в поведении кошки было что-то, понятное жертве. Кому-то хотелось напугать ее больше остальных. Помимо мисс Эйнсли, кто-нибудь еще сильно расстроился?
– Вам знакома пьеса «Гамлет», мистер Стрейнджуэйс?
Найджел ответил, что знакома.
– Помните пьесу внутри пьесы, когда король следит за игрой актеров, а Гамлет – за королем. В канун Рождества не всех нас занимали выходки кошки. Я случайно посмотрела в сторону и заметила, как Эндрю Рестэрик, не отрываясь, глядит на другого человека.
– На кого же?
– Не могу вам сказать. Стулья были расположены полукругом. Эндрю сидел крайним слева и смотрел на кого-то на противоположном конце. Это могла быть его сестра Элизабет, а мог быть доктор Боуджен или мистер Дайкс.
– Так значит, вас пьеса не захватила, мисс Кавендиш?
– А вы весьма упрямы, сэр! – воскликнула дама с легким кокетством, не скрывшим ее смятение. – Надеюсь, я все еще сохранила рассудок. Мне ведь позволено опираться на свидетельство моих глаз?
– И кто-то из этих троих показался вам особенно расстроенным?
– Не могу утверждать наверняка. Бетти выглядела печальной, хотя я подумала, она слишком захмелела, чтобы встревожиться. Мистер Дайкс как будто чертыхался себе под нос. Доктор Боуджен сидел с чопорным видом. Но после я видела, как они с Бетти перешептывались.
– Это происшествие имело какой-то резонанс?
Мисс Кавендиш посмотрела на него так, словно это слово в ее лексиконе не значилось.
– В своем письме вы писали о дурных предчувствиях, – не унимался Найджел. – Вы боитесь, что тут кроется нечто большее, чем галлюцинации кошки? Что это только начало?
Казалось, пожилой даме почему-то не хочется отвечать. Взгляд у нее стал рассеянный, и она глядела перед собой, точно впала в прострацию. Она казалась потерянной. Наконец, поднявшись с кресла, тяжело опираясь на трость из слоновой кости с шелковой кисточкой, мисс Кавендиш отошла в дальний конец комнаты, провела пальцем по гравюре на стене и, все еще не поворачиваясь к Найджелу и Джорджии, произнесла:
– Да. Мне страшно. Говоря словами Гамлета, что-то прогнило в том доме. Не могу определить, в чем дело, но это так. У меня… – Ее голос едва заметно дрогнул. – У меня есть особые причины принимать участие в делах семьи – особенно Элизабет и Эндрю. Мои причины значения не имеют, прошу вас больше о них не упоминать. Но одно я могу вам рассказать… Уж лучше столкнуться с Люцифером и всеми его падшими ангелами, чем с тем, что творится в Истерхэм-Мэнор.
– Понимаю, – мягко сказал Найджел. – И вы хотите, чтобы я…
Кларисса Кавендиш резко повернулась от стены и ткнула в сторону Найджела тростью, словно рапирой. Теперь в ее голосе звучала такая решительность, что он невольно выпрямился в своем кресле.