«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

– Я ни за что бы такое не пропустил, дорогая. Но от чего она стала такой?

– Припоминаю, что Кларисса была одной из первых «синих чулков», преподавательниц в Джиртоне[19]. Сделала себе имя как историк, занималась восемнадцатым веком и насквозь им пропиталась. Потом у нее случился нервный срыв, говорили, дело в переутомлении, и, кажется, была несчастная любовь. Кларисса оправилась, но все же безвозвратно застряла в георгианской эпохе. Разумеется, ее вынудили отказаться от преподавательского поста, Клариссе пришлось несладко, и она подрабатывала гувернанткой, пока не подвернулось наследство.

Снизу донесся слабый и нежный звон, как от музыкальной шкатулки. Джорджия и Найджел спустились к обеду. Белые панели малой гостиной подчеркивали изящество и свежий цвет лица их хозяйки, чьи глаза лучились безмятежной радостью. Найджел был тронут, отметив в этой старухе острый ум и веселую независимость девушки, которой она была когда-то. При мысли о том, что ей пришлось быть гувернанткой и сносить прихоти бесцеремонных или смотревших на нее свысока нанимателей, становилось тошно на душе.

Прислуживала за столом женщина из деревни, выглядевшая на удивление театрально в накрахмаленном чепчике и коротком муслиновом фартуке. Блюда были превосходными, хотя порции – уменьшенными, исходя из потребностей мисс Кавендиш: лепесток палтуса, бугорок говяжьей вырезки, тонкие кусочки жареного картофеля.

– Нужно отпраздновать ваш первый вечер здесь, – сказала хозяйка. – Бутылку кларета, Энни.

Совершенно очевидно было, что это одна-единственная бутылка кларета в ее винном погребе. Зато это оказался превосходный «Шато Бейшевель», и Найджел не промедлил отметить его качество.

– Как мне помнится, это было любимое вино Гарри, – сказала Кларисса Кавендиш. Слабая тень какого-то чувства, которое Найджел не смог бы назвать, скользнула по ее кукольному личику. – Прошу меня простить, – продолжила она, – я буду пить шампанское. Я не могу пить иного вина, помимо шампанского.

Энни наполнила ее бокал из бутылки, явно открытой задолго до сегодняшнего вечера. Шампанское было таким же выдохшимся, как застоявшаяся вода. Кларисса Кавендиш прыснула в него содовой и с самым серьезным видом подняла тост за Найджела.

– Ваше здоровье, мистер Стрейнджуэйс.

За ставнями шумела метель, но старый дом стоял как скала. Этот вечер, безотрадный снаружи, но комфортный и уютный внутри, казался созданным для историй про призраков. Словно прочитав мысли Найджела, Кларисса Кавендиш, провела своих гостей в гостиную и сказала энергичным тоном университетского профессора, проверяющего познания студента:

– Мне желательно знать, мистер Стрейнджуэйс, верите ли вы в существование сверхъестественного?

Глава 3

…невинной и полезной кошки.

У. Шекспир. «Венецианский купец»

– Думаю, есть многое на свете, друг…

– Будет вам, сэр, – решительно прервала его мисс Кавендиш, постучав кулачком по крышке приставного столика. – Не позволю вам отвертеться цитатой.

Найджел попытался снова:

– Тогда я верю, что нам еще не полностью понятны законы природы. Она сама может создавать исключения из собственных законов, но наш долг искать рациональное объяснение любым феноменам.

– Так лучше. Тогда я делаю вывод, что если бы вы увидели, как кошка пытается вышибить себе мозги о стену, то не сочли бы, что она одержима демоном или нападает на некого призрака, видимого только ее глазу. Вы скорее предположили бы, что она впала в бешенство из-за какой-то боли или недуга.

– Кошачья чумка, – легкомысленно подбросила Джорджия.

– Да, – согласился Найджел. – Вероятно, у твари припадки или ее мучают страшные боли.

– У Скриблс никогда не бывало припадков, – строго возразила мисс Кавендиш. – И уже через несколько минут после этого возмутительного спектакля она крепко заснула.

– Тогда, наверно, вам лучше начать сначала, – предложил Найджел.

Пожилая дама сложила руки на коленях. Время от времени они вспархивали, точно играли с веером. В остальном по ходу ее странного рассказа двигались только ее губы и темно-карие блестящие глаза.

– Моя история началась за четыре дня до Рождества. Я пила чай с Шарлоттой Рестэрик, женой Хэйуорда. Она… она американка…

У Найджела возникло стойкое ощущение, что мисс Кавендиш едва не сказала «она из колоний».

– …но я нахожу ее вполне воспитанной, и повсеместно она считается красивой дамой. Один Бог знает, зачем она вышла за Рестэрика, он, бедолага, сплошь усы и приличия. Но, конечно, же род Рестэриков прискорбно пострадал от обычая жениться на близких родственницах. Позже, когда общество собралось в гостиной, разговор коснулся темы о призраках. В Истерхэм-Мэнор есть одна комната, называемая Епископской, в которой, по слухам, обитает привидение, и Элизабет Рестэрик предложила собраться там как-нибудь ночью и – как она выразилась – его выкурить.

– Элизабет Рестэрик? – переспросил Найджел. – Кто это?