Улыбка черного кота

Прошлое опять накрыло Антона волной тревоги. Он вспомнил свое невыносимое одиночество, горечь разочарования в женщине, которую когда-то любил, а пуще всего — острую жалость к сыну, брошенному матерью. И внезапно, отодвинув все прочие воспоминания в дальний и ненужный отсек сознания, на него хлынули мысли о Костике. Он как будто воочию увидел его перед собой, впервые со страшного дня катастрофы: худенький светловолосый малыш, вечно сбитые коленки в зеленке, любопытные глаза, пытливые вопросы обо всем на свете…

И громко, требовательно, не обращаясь ни к кому конкретному в этой комнате, а только к самому себе, Антон сказал:

— У меня в Москве остался сын. Ему сейчас, наверное, уже десятый год… Он рос на моих руках. Я очень беспокоился о нем, когда отправлялся в Китай.

Психолог-консультант, повинуясь молчаливому — одними глазами — приказанию профессора, начал что-то быстро строчить в своих бумагах. Дина застыла, глядя прямо перед собой горестным отсутствующим взглядом. А Антона словно прорвало, и он говорил и говорил, вновь погружаясь в темные глубины своей памяти:

— Мальчика зовут Константин Житкевич. Он совсем один, наверняка заброшен и никому не нужен. Моя мать умерла, а отец был болен, лежал в клинике, проходил длительный курс лечения. Жена не любила ребенка. Она могла сдать его в детский дом, могла… все что угодно. Мне надо ехать в Россию. Найти сына. Сейчас, немедленно…

Он говорил так горячо и так сбивчиво, что, кажется, сам уже не понимал, ни где он находится, ни кто перед ним. Он вспомнил, как заглушал тогда тоску и отчаяние работой, как единственным светлым лучиком в его жизни оставался Костик, как много счастья и радости давал ему этот родной и забавный малыш… Он работал сутками… но воспоминания о работе давались труднее всего, и Антон отшвырнул их в сторону, как ненужную тряпку. Главное было сейчас — сын. Найти его, спасти. Ему захотелось остаться в одиночестве, чтобы разобраться во всем, вспомнить как следует, но старый доктор Сяо не дал ему такой возможности: Антона нельзя было сейчас оставлять одного.

— Подожди, сынок, — проговорил он медленно и затрудненно, точно решая какую-то ему одному ведомую задачу. — Не торопись с отъездом; тебе нельзя ехать одному. Наверное, ты непростой человек, раз у тебя такая судьба. И, может быть, ты приносишь испытания всем, с кем соприкасаешься. Но мы теперь одна семья…

Антон Житкевич молча поклонился по-китайски человеку, который дал ему новую жизнь, научил его многому, в том числе и кланяться с уважением тем, кто старше и мудрее тебя. Но теперь у него, Антона Житкевича, своя дорога. И он должен идти по ней сам. Только вот Дина…

Он посмотрел ей прямо в глаза, и девушка встретила его взгляд прямо и отважно. Весь ее облик точно говорил: «Попробуй только отказаться от моей помощи… Ты еще не знаешь, что такое любовь китайской женщины!» И, вопреки всем бедам и горестям прошлого, вопреки всей неопределенности будущего, ему захотелось улыбнуться ей и принять ее помощь.

— Твой друг отказался от тебя из-за богатства, — тихо продолжал между тем доктор Сяо. — Где-то оно у тебя есть, и тебе нужно вернуть его не ради себя самого, а ради того, чтобы найти сына. У тебя будет трудный путь, Ло, но ты обретешь в пути новые воспоминания, узнаешь, как жили без тебя близкие тебе люди… Будь осторожен. И не забывай, что в Китае есть люди, которые тебя любят.

Дина молчала, но глаза ее по-прежнему, не отрываясь, смотрели на Антона, и грудь вздымалась от острого волнения и тревоги. Тогда он встал и, подойдя к девушке, взял ее за руку. А когда заговорил, ему самому показалось, что голос его звучит абсолютно искренне — так оно, впрочем, и было — и абсолютно уверенно, — а вот этого в голосе не было ни капельки…

— Я никогда не смогу забыть об этом. Дина, ты мой самый близкий человек — ближе тебя у меня никого в целом свете нет. Я бы хотел взять тебя с собой в Москву, но это невозможно, опасно…

Она рассмеялась чистым, как снег на горной вершине, и звенящим, как хрустальный колокольчик, смехом. Напряжение разом отпустило ее, и все страхи и тревоги вмиг показались мелкими, а грядущее счастье — неизбежным и огромным, словно эта минута.

— Мы поедем вдвоем, Ло. Я буду помогать тебе, стану опорой и помощницей. Дорога не так трудна, когда по ней идут двое…

Антон изумленно, чуть нехотя, покачал головой, но она не дала ему произнести «нет»:

— В конце концов, я твоя сестра, не правда ли? Ты сам не раз называл меня так. Окажи доверие младшей сестре, возьми меня с собой!

Антон неуверенно взглянул на доктора Сяо, и тот, помедлив мгновение, чуть нахмурившись, все же признал:

— Да, это будет разумно. Если вам суждено вместе пройти по жизни, пусть Цзяоцин сопровождает тебя с самого начала нового пути. Вместе вам будет проще справиться со всем этим.