Улыбка Джугджура (сборник)

Мужчины заговорили о том, что надо разделять стадо – важенок отдельно, а тугуток и ездовых оленей отдельно, чтобы они не беспокоили важенок во время отела. Важенкам – лучшее пастбище, потому что отел – самый ответственный период. Отел начинается в мае и длится до июня. Пастухам забот – полон рот. Надо следить, чтоб поблизости не было медведя и волка, надо поднимать телят, чтоб они долго не залеживались, потому что в первые три дня они обычно малоподвижны и на снегу простужаются. В это же время из берлог поднимаются медведи. Подножный корм найти трудно, и медведи бродят вокруг стада, давят тугуток, а при случае и взрослых оленей, словом, стервятничают.

– В прошлом году мы увидели первого медведя двадцатого апреля, – сказал Лысенков. – Ехали вот так же в стадо, смотрим, лежит на косогоре. Видно, только что вылез из берлоги и на белом снегу его здорово заметно. Остановились, каюр побежал с карабином в обход, чтоб подобраться поближе, а мы остались возле нарт. Москвитин, он ехал с нами, говорит: «Я возьму себе шкуру, у меня до сих пор дома хорошей шкуры нет». – «А мне лапы – самый деликатес, – говорю я. – Мясо у него сейчас неважное, пусть его варит, кто хочет». Стоим так, рассуждаем, неубитого медведя делим. А он, будто нас подслушал, вдруг поднялся и на махах стал уходить. Каюр по нему четыре раза стрелял и не попал. Ох и посмеялись мы…

– Весной самое трудное время, – сказал Трифон. – Я медведя боюсь…

– Что, попадал к нему в лапы? – смеясь, спросил Лысенков.

– Чуть не попал. В прошлом году оленей к морю гонял, за Джугджур, там снежных баранов стрелял. Убил трех, начал их обдирать, слышу – галька шуршит. Оглянулся – прямо ко мне медведь бежит. А винтовка в той стороне осталась, откуда зверь бежит, метрах в двадцати. К ней бежать – не успею. Тогда я к морю припустил. Однако быстро бежал, только вдруг будто кто меня толкнул. Как упал – не помню. Полежал немного, в себя пришел. Ну, думаю, сейчас он меня драть начнет. Приподнял голову, посмотрел, а медведь возле моих баранов стоит и в мою сторону глядит. Он, наверное, меня тоже за барана принял, потому что скрадывал их, а я ему охоту испортил. Постоял он возле мяса и, наверное, учуял запах человека, или ему стреляный патрон попался, только он ушел. Я вернулся к мясу, скорей винтовку схватил. До медведя было метров двести, но я не решился его стрелять: два патрона оставалось. Думаю, пускай себе уходит, лишь бы меня не трогал. Мясо кое-как сложил, и на табор. Без собаки тогда ходил, понадеялся, что табор близко, думал, ничего со мной не случится. Уже ночью почувствовал, что у меня зад болит. Посмотрел – кровь, и брюки прорваны. Он как за мной бежал, так за ягодицу меня и кусанул, а я вгорячах не почувствовал, потому что, когда падал, сильно об камни ударился. С тех пор медведя боюсь…

– Вон Романа Гавриловича медведь лапой по спине огрел, – сказал Лысенков. – Ты расскажи, как было, пускай человек послушает, может, напишет потом, так будут люди знать, каково оленеводам достается…

– Вокруг стада объезжал, – сказал Роман Гаврилович. – Смотрю, медведь важенок скрадывает. Начал я кричать, чтоб помешать ему, а он подбежал и лапой меня по спине ударил. Олени, на которых я ехал, разбежались, на них сумки приторочены были, мелкокалиберная винтовка, так вместе с сумками убежали. Потом я сумки разыскал, олени их пообрывали, а четырех оленей так и не нашел, то ли где пропали, то ли ушли далеко…

– У меня на лабазе рога снежного барана лежат, – сказал Трифон, – с прошлого года за собой вожу. Может, заберете на базу, а то скоро переезжать, и без них барахла много…

– Ладно, заберем, – согласился Лысенков, – кому-нибудь из приезжих отдадим.

Он достал бутылку водки, оленеводы разлили ее, выпили, и все потянулись за мясом. У каждого за поясом острый нож, чтоб обрезать мясо с костей, орудуют им ловко, привычно. Мясо жестковатое, видно, олень был старый, но на вкус все равно приятное. Запивали мясо горячим чаем, переговариваясь о делах.

Поблагодарив хозяйку за угощение, мы вышли из палатки налегке, оставив теплую одежду. Лысенков повел оленеводов в кораль и стал им показывать, в какой дозе подмешивать к соли комбикорм, чтобы приучать к нему оленей. Посреди кораля-изгороди лежали бревна с вырубленными вдоль желобками. В них, как в корытца, насыпали соль, и олени лизали ее. На стадо в тысячу двести голов требуется около пяти килограммов соли в сутки.