Читаем Улыбка навсегда: Повесть о Никосе Белояннисе полностью

— Ну, так что же? Кому-то все равно придется это сделать. Мне легче, чем другим: ведь ты меня не любишь…

— Алекос, перестань.

— Уже давно перестал. Не понимаю только, что ты нашла в этом тюремщике? На что надеешься? У него душа давно уже шерстью заросла…

— Не говори плохо о тех, кого не знаешь.

— Да от такой службы дичают, Рула. Дичают и звереют.

— Он не одичал. Он остался ребенком. Большим злым ребенком.

— Хотел бы я знать, что скажет об этом твой отец.

— Не трогай моего отца, ладно?

— Ладно.

Они помолчали немного, и снова зазвучали их негромкие голоса.

— Здесь, за углом, будет стоять Аргирис, на той стороне — Александрос. А ты, Рула…

— Я буду с Александросом.

— Зачем? Он должен будет вскочить на подножку чужого фургона. Ты будешь только мешать.

— Не забывай, что шофер чужого фургона уже на повороте увидит Александроса. Если Александрос будет один, это может показаться странным. Парочка выглядит убедительнее. Кроме того, я буду его страховать, и, если шофер прибавит скорость, я выстрелю в него…

— И погубишь все дело. Рула, не упорствуй в своем заблуждении. Как ты можешь выстрелить в шофера, если на подножке будет стоять Александрос?

— А что мы будем делать, если шофер откажется свернуть?

— Его застрелит Александрос… или Аргирис.

— Ты, видимо, заботишься о том, чтобы я не запачкала ручки.

— Ну хорошо, давай по порядку. Василис задерживает грузовик с конвоем, Аргирис и Александрос принуждают шофера фургона свернуть в переулок, я вывожу вот отсюда наш фургон — все разъезжаются, и ты остаешься на перекрестке одна.

— Меня подберет на своем «опеле» Василис.

— Если ему разрешат куда-нибудь поехать.

— Ты думаешь, его тоже заберут?

— Разумеется. Вот почему «подгулявшая компания» мне не очень нравится. Зачем рисковать лишними людьми? Василис вполне справится один. И я справлюсь один, а Аргирис и Александрос вдвоем. Итого — четыре человека. Лишние будут только мешать.

— А я? Я тоже лишняя?

— Прости, я неточно выразился. Ты свое дело сделала: узнала день и час. И маршрут.

— Не преувеличивай мои заслуги: на полигон всегда ездят одним и тем же маршрутом.

— Кто тебе сказал такую глупость? Разумеется, твой тюремщик…

— Оставь его в покое, Алекос. С него и с тебя спросят одинаково.

— Я буду счастлив умереть за Белоянниса. А он — не знаю.

На это Рула ничего не ответила…

*

Комиссар асфалии Спанос выслушал сбивчивый рассказ Ставроса, задумчиво потер пальцем мясистый нос.

— Значит, вы утверждаете, что старший надзиратель господин Загурас является агентом красных и предупредил их о предстоящих… гм… событиях. Что ж, очень похвально, что вы к нам явились с этим интересным сообщением. Враги свободы действуют сообща, так отчего бы истинным друзьям свободы не последовать их примеру, не так ли?

— Так точно, — Ставрос почтительно склонил голову, хотя и не совсем уловил смысл этой тирады.

— Неясно одно… — Спанос неторопливо распечатал пачку хороших сигарет, предложил Ставросу, тот не посмел отказаться, хотя никогда не курил. — Неясно одно: с чистыми ли побуждениями вы к нам пришли? Не пытаетесь ли вы оклеветать ни в чем не повинного человека?

На стене над головой комиссара Спаноса висело вставленное в рамку изречение: «Никого не осуждай, пока не заслушаешь показания обеих сторон».

— Загурас служил в ЭЛАС… — хрипло сказал Ставрос. Трудно было узнать в этом оробевшем, приниженном человеке хамоватого надзирателя из отделения смертников столичной тюрьмы. И дело было не только в том, что Ставрос впервые разговаривал с сотрудником асфалии такого высокого ранга. Ставрос робел не перед ним, он робел перед своей мечтой, овеществленной в этом здании на улице Бубулинас, в этом кабинете и даже в этой мудрой надписи над головой господина комиссара. Увы, мечта работать в Центральной асфалии под руководством таких умных, душевных людей, как комиссар Спанос, так и осталась мечтой. Центральная асфалия отвергла услуги Ставроса: для штатного сотрудника он был слишком глуп и неотесан, для внештатного агента — слишком известен; в свое время газета «Ризоспастис» писала о его воинских подвигах в отряде МАИ.

— Да, Загурас служил в ЭЛАС, это нам хорошо известно, — сказал комиссар Спанос. — И это единственное ваше доказательство?

— Никак нет, — поспешно возразил Ставрос. — У меня есть и другие данные против Загураса.

— Я слушаю, — любезно сказал комиссар, закуривая.

— Как я уже имел удовольствие докладывать, сегодня после обеда Загурас находился в городе и вступил в контакт со связными коммунистов, в результате чего был разработан план побега осужденного Белоянниса во время его перевозки к месту исполнения приговора.

— Это я уже слышал. А где в это время находились вы?

— На дежурстве.

— Каким же образом, дорогой, вы узнали о плане побега?

Ставрос молчал. Это был самый уязвимый пункт его доноса. Но он был совершенно уверен, что в асфалии не станут вникать в такие подробности и сразу ухватятся за его версию.

— У меня и раньше были свидетельства… — ломая и кроша пальцами сигарету, начал он.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное