Улыбка навсегда: Повесть о Никосе Белояннисе

— И вы не доложили о своих подозрениях тюремному начальству? — весело спросил комиссар Спанос. — Как же вы, добросовестный служащий с такой отличной репутацией, могли дотянуть до самого критического момента?

Ставрос молчал. Комиссар пододвинул ему пепельницу и взглядом показал, что сигарету следует положить.

— Ай, как несолидно, — комиссар сокрушенно покачал головой. — И все-таки неплохо, что вы к нам заглянули. Вы натолкнули меня на одну любопытную МЫСЛЬ…

Господин Спанос достал из ящика стола телефонную книгу, порылся в ней и, придерживая большим пальцем нужную страницу, пододвинул поближе телефонный аппарат.

— Сейчас вы возьмете трубку, — сказал он, набирая номер, — назоветесь Мицосом Загурасом и сообщите лицу, которое будет с вами говорить, все, что, по вашему мнению, Загурас передал красным. Поняли?

Ставрос торопливо закивал. Голова его лихорадочно работала, но понимания происходящего не было. Не было — хоть убей.

— Если будут предлагать встречу — не вздумайте отказываться, — быстро проговорил комиссар, протягивая ему трубку.

— Алло, алло, — едва ворочая отяжелевшим языком, заговорил Ставрос. — Говорит Загурас, старший надзиратель тюрьмы Каллитея… Говорит Загурас, старший…

— Вас слушают, господин Загурас, — произнес женский голос.

Ставрос вопросительно взглянул на комиссара — Спанос поощряюще кивал головой.

— С кем я разговариваю? — спросил Ставрос.

Кивки комиссара участились, лицо расплылось в довольной улыбке.

— С ночным редактором, — удивленно произнес женский голос. — Чем можем быть полезны?

— Дело в том, что сегодня на рассвете четверо осужденных из нашей тюрьмы будут отвезены на обычное место казней. Вы меня слышите?

В трубке молчали.

— Алло! — закричал Ставрос, напугавшись. — Вы меня слышите?

— Да, мы вас слышим, — произнес тот же голос, только слегка изменившийся. — Будьте любезны, назовите имена осужденных.

Ставрос дико посмотрел на комиссара — господин Спанос добродушно улыбался.

— Белояннис, Бацис, Калуменос, Аргириадис… — пробормотал Ставрос.

— Повторите медленнее, записываем, — предупредил голос.

Ставрос повторил.

— Достоверны ли ваши сведения, господин Загурас?

— Абсолютно достоверны! — закричал в трубку Ставрос. — Если вы пожелаете встретиться и лично убедиться…

Комиссар Спанос нахмурился, и у Ставроса сразу отнялся язык.

— В этом нет необходимости, — отчетливо произнес женский голос. — Благодарим вас, господин Загурас, за чрезвычайно ценную информацию.

В трубке щелкнуло.

— Идиот! — зарычал Спанос, забирая у Ставроса трубку. От его добродушия не осталось и следа. — Так-то мы и без тебя могли сделать! Кто тебя просил забегать вперед?

Ставрос съежился и втянул маленькую лысоватую голову в плечи. Но комиссар тут же смягчился.

— Ладно, ничего, — пробурчал он. — Все равно их на этом не проведешь.

Он снисходительно взглянул на Ставроса.

— Но зато теперь у тебя есть доказательства, а? — сказал он, подмигнув, и захохотал. — Молодец, парень, далеко пойдешь! Так и надо: никому не давай перейти себе дорогу.

— Прошу прощения, — проговорил Ставрос, — значит, это я разговаривал с подпольщиками?

Комиссар захохотал еще громче.

— С подпольщиками? Ну, милый мой, если бы я мог вот так запросто позвонить подпольщикам по телефону, я не стал бы тратить время на разговоры с такими олухами, как ты. Ну, ступай, не смеши меня, ступай, ты свое дело сделал.

Ставрос поднялся.

— А звонил ты в редакцию газеты «Проодевтики аллаги» — вполне легальной, разрешенной властями. Так что ничего противозаконного ты не совершил. Слыхал о такой газете?

— Так точно. Левая газета.

— Правильно, иди. И если в поведении Загураса тебе что-то покажется подозрительным… да ты и сам сообразишь. Парень толковый.

Ставрос вышел на улицу, покрутил головой. «Ведь надо же, черти, — подумал он с нежностью и благодарностью, оглянувшись на темное здание Центральной асфалии, — все-то они знают, ничего-то от них не скроешь. Ну, хитрецы здесь сидят, ну, пройдохи!» Смысл звонка ночному редактору только теперь стал открываться Ставросу…

А в редакции газеты «Проодевтики аллаги» в это время происходил такой разговор:

— Кто-то звонил, Ольга? Что-нибудь экстренное?

— Нет, товарищ Кофидис, — ответила дежурная, скомкав бумажку с записью. — Обыкновенная провокация.

Кофидис зорко взглянул на Ольгу, подошел к ней и, мягко, но настойчиво разжав ее пальцы, отобрал бумажку. Развернул, прочитал.

— А почему вы решили, что провокация?

— Так, — Ольга пожала плечами, — по тону, по паузам. Не в первый раз. Встретиться предлагали.

— И все-таки не мешает проверить. Дело-то очень уж горячее! Вот вы бумажку смяли, а мне она пальцы жжет.

Кофидис сбегал куда-то наверх, вернулся хмурый.

— М-да… Старший надзиратель там Мелидис, а не Загурас, вот ведь какое дело.

— Я же сказала вам: провокация. У меня на этих субчиков чутье.

— Чутье-то чутье… да очень уж грубая провокация. Очень грубая… — задумчиво произнес Кофидис.

XIV. „ПРОЦЕСС 29-ТИ“

ИЗ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ:

«Обвиняемые осуществляли шпионаж в ущерб интересам Греции и передавали военные секреты руководству КПГ».