Улыбка Пеликена

Глеб сидел на кухне в своей однокомнатной квартире и с нетерпением крутил в руках кассету с новым боевиком «Кобра».

Рассказы и восторги друзей после просмотра фильма крутились сейчас в его голове радостным предвкушением, и только долго не засыпающие дети оттягивали сладкий момент нажатия кнопки «play».

Виктория заглянула на кухню и шепотом произнесла:

– Пошли, Савва спит, а Шурка еще крутится, но это потому, что ты тут сидишь. Давай ляжем и притворимся, что спим.

Глеб щелкнул выключателем и пошел в спальню-гостиную-кабинет, словом, вполне комфортное помещение, где они спали с женой, а за плотной занавеской размещались дети.

Раздевшись, они быстро легли. Лунный свет и уличные фонари, пробиваясь через тюль, давали им возможность видеть друг друга, и поэтому они, будучи в настроении, тихонечко шептались и ждали…

– Мамочка! Вы уже спите? – голос Шурки с легкой хрипотцой напугал их своей неожиданностью, а главное – бодрой интонацией. Они молча обменялись взглядами удивления, и решили не отвечать, продолжая и дальше играть роль уставших после трудового дня родителей.

– Мамочка, а ты забыла мне сказать спокойной ночи!

– Точно, – прошептала Вика мужу. – Что будем делать?

– Не вставай, отсюда ей скажи, – так же тихо ответил Глеб.

– Шурочка, девочка моя, – начала та говорить сладким голосом, – птичка моя любимая, рыбочка моя ненаглядная, спокойной ночи!

– Ой, мамочка, – быстро затараторила дочь, – ты тоже моя любимая, моя рыбка и хорошая птичка! А почему папа не говорит мне спокойной ночи?..

Виктория тихонечко толкнула под одеялом Глеба локтем, гримасами и жестами показывая ему, что отмолчаться не получится.

– Шурочка, девочка моя, – так же, как и жена начал говорить тот, поглядывая на кассету и видеомагнитофон, – скорее засыпай моя рыбка, зайчик мой любимый, киска моя дорогая, спокойной тебе ночи!

– Папа, папа, – тем же бодрым голоском, однозначно говорящим, что просмотр фильма сегодня может и не состояться, громко продолжила дочь, – ты тоже мой любимый, мой зайчик, моя кошка, – она на секунду запнулась и продолжила, – спокойной ночи… собака!

Глеб посмотрел на Викторию, четко произнесенное последнее слово дочери и ее железная интонация рванули их легкие и тела таким сильным и громким смехом, что даже когда недоумевающая Шурка прыгала и скакала по их кровати, радуясь свалившемуся неизвестно откуда веселью, остановиться они не могли. Постоянно повторяя друг другу эту нежную фразу – «спокойной ночи, собака!».

Неожиданный звонок в дверь, словно команда «замри» из детской игры, заморозила их на мгновение, и только глаза присутствующих, моргая от удивления, смотрели на стрелки часов.

– Кто это может быть, в двенадцатом часу ночи? – первой вопросила Виктория.

– Не знаю даже! – ответила Шурка, пожимая плечами.

Когда раздался повторный звонок, Глеб поднялся и пошел открывать дверь.

– Михалыч! Это я! – На пороге, в форме, стоял начальник районного отдела милиции. Его черные усы топорщились во все стороны, глаза святились радостью. Он шагнул в прихожую без приглашения.

– Говорят, у тебя есть новый фильм Сталлоне, боевик! Давай, как в прошлый раз: перенесем телевизор и видик на кухню, а когда я буду уходить, то все выключу и дверь за собой захлопну.

Глеб улыбнулся. Василий, страстный фанатик нового изобретения человечества – видеомагнитофона, все свободное время проводил у него, по десятку раз смотря одни и те же фильмы.

Перетаскивая аппаратуру на кухню, он видел расстроенное лицо Шурки, лишенной возможности смотреть телевизор в щелочку между шторами, и недовольную гримасу Виктории, отчетливо понимающей, что мужики на кухне будут выпивать.

Ну, а так как женщины ошибаются редко, и предчувствия их не обманывают, Глеб, как только плотно закрыл двери комнаты и кухни, достал из холодильника закуску и холодную бутылочку «столичной».

– Давай, Василий, по маленькой, за твой отъезд. – Глеб разлил водку по стопкам и поставил кассету.

– Да, спасибо тебе, Михалыч! Если б не ты, не видать мне Америки, как своих ушей.

Они чокнулись и выпили.

– Нет, хрен бы я подписал состав делегации без главного действующего лица. С ответным визитом едете в город Ном, к местному шерифу, а начальника милиции нет. Я когда список стал просматривать – одни кабинетные служаки из окружного управления. Хорошо, что за мной последнее слово, а то через этих сверкающих погонами милиционеров не пробиться.

– А тебе-то самому ничего за это не будет? Скажут, секретарь своего друга по блату в Америку отправляет?

– Я кадровика вычеркнул. Он мне, конечно, этого не простит, анонимку может в обком партии накатать… Но правда на нашей стороне!

Глеб снова наполнил рюмки. В телевизоре Сталлоне, с зубочисткой во рту и двумя кольтами в руках, был просто красавец.

– Ты отвечаешь за порядок в первом по значению районе Чукотки, поэтому давай, собирай чемоданы и скатертью тебе дорожка. – Они снова чокнулись, но Василий сделал это, не отрывая взгляда от телевизора.

– Вася, ты меня слышишь? – Глеб хлопнул товарища по плечу.

– Да, да, чемоданы, скатерть, все слышу… Только подожди, ответственный момент – они перевозят потерпевшую, а среди полицейских есть предатель, и сейчас на них будут нападать бандиты…

Глеб засмеялся, мальчишка из этого взрослого дяденьки милиционера никуда не ушел. Его широко открытые наивным переживанием глаза, руки, вращающие пустую рюмку на столе, пересохшие от волнения и переживания губы – все было настоящим, искренним и смешным.

– Ладно, Вась я спать пойду. Ты потом выключи все из розетки и еду в холодильник убери. А когда прилетишь из Нома, сразу мне позвони, очень хочется послушать, как там живут эти загнивающие капиталисты. Слышишь? – Глеб поднялся и вышел из кухни. Он понимал, сейчас разговаривать с Василием бесполезно.

В комнате он сначала подошел к кроватям детей. Шурка, обняв большого белого мишку, спала, открыв рот, искривленная носовая перегородка немного затрудняла дыхание, и малышка слегка посапывала. Савва залез под одеяло с головой и там покачивался, сопровождая свои движения тихим мычанием. Глеб поправил одеяло дочери, раскрыл вспотевшего сына и пошел к Виктории.

– Что, не стал фильм досматривать? – спросила она, словно и не спала совсем. – Удивительно! Судя по запаху, вы и выпили-то немного? А что дети, ты к ним подходил?..

– Вика. – Глеб глянул на часы. – Почти час ночи! Ты сформулируй, на какой именно вопрос тебе хочется услышать ответ.

Она открыла один глаз, хитро улыбнулась и, ничего не сказав, отвернулась к стенке.

Глеб обнял ее и тихонечко, в самое ушко, произнес:

– Один сопит, второй мычит, третья попой ко мне лежит, четвертый с открытым ртом на кухне сидит, а в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…

Она не ответила, и вскоре заснула с улыбкой в состоянии уютного домашнего счастья.

Утро для всех началось с будильника. Дети валялись в постелях и не хотели просыпаться, а родители сначала ласково, но потом, по мере уходящего времени, все громче и настойчивее упрашивали их подниматься. Потом, когда стрелки часов перешли Рубикон, их потащили в туалет, наспех помыли, одели и развели по разным местам: дочь в детский сад, а сына к няне, в соседний подъезд.

Разобравшись с детьми, побежали на работу, и на удивление точно, секунда в секунду, открыли двери: Виктория – учительской в школе, а Глеб – своего рабочего кабинета.

Для него этот день был обычным – телефоны не умолкали, ломались трактора на шахте «Анадырская», не вовремя привезли молоко в детский сад, а в морском порту отставали от плана по открытию навигации.

Он разговаривал, выезжал, возвращался и каждый раз, усаживаясь в свое кресло, постоянно пробегал взглядом по календарю, где красной ручкой было написано: в 14.00 Вася улетает на три дня в Ном (Аляска).

Вечером, решив прогуляться до дома пешком он, мысленно разговаривая сам с собой, представил, как кинется обнимать его вернувшийся из поездки Василий, как будет взахлеб рассказывать и радоваться, моргая своими детскими глазами, обо всем, что ему удалось увидеть.

Укладываясь спать, Глеб ощутил приятное чувство сделанного для друга добра. Засыпая, он ощущал, как хорошо Василию в Америке.

Дни в ожидании возвращении делегации пролетели в той же карусели суматохи и постоянного бега за секундной стрелкой.

Поэтому, когда ему позвонили и сказали, что самолет приземлился, он уже не находил себе места, нервно постукивал пальцами по столу и, каждый раз поднимая трубку надеялся, что услышит голос друга. Но время шло, все отведенные сроки на дорогу от аэропорта до дома Василия истекли, а ему не звонили.

– Глеб Михайлович, – услышал он голос Валентины по селектору, – тут в приемной замполит РОВД, просится войти.

– Пропусти! – Предчувствие нехорошим холодком пробежало по спине, нервы и мысли мгновенно из стадии ожидания перешли в состояние пугающей неизвестности.

Обменявшись фразами приветствия и вежливости, они сели за стол друг напротив друга и замполит, подбирая слова, стал говорить о главном:

– Я решил прийти к вам лично и не звонить по телефону…

– Его голос был спокоен, но лицо, а особенно глаза, выдавали волнение. – Потому что дело касается моего начальника и вашего друга. Вы же его знаете, Василий Николаевич, он на работе ни капли в рот, табу, а сегодня пришел такой пьяный…

– Подожди-подожди, о чем ты говоришь, он всего пять часов, как с Аляски прилетел, какая работа, когда он успел?

– Правильно, он из аэропорта – прямо в райотдел. Наорал на дежурного и закрылся в кабинете. Сидит, пьет, никого к себе не пускает, я даже не знаю что делать. Не ровен час, кто из окружного начальства заглянет, скандал будет. Но есть и еще одна проблема. – Замполит внимательно посмотрел на Глеба. – Понимаете, там, в сейфе, его табельное оружие, и когда я к нему заглядывал, пистолет уже лежал на столе.

– Твою мать! Чего мы тут сидим, антимонии разводим! – срываясь с места, крикнул Глеб. – Валя, машину, срочно! – без шапки и пуховика он бежал по лестнице вниз.

Замполит не отставал, что-то говоря вслед, но Глеб уже не слышал его.

Через десять минут сумасшедшей гонки по городу он, пробегая мимо ответственного дежурного, почему-то всегда сидящего за решеткой, услышал фразу, которая сначала остановила его самого, и лишь потом – бегущее сознание.

– А товарища подполковника нет, он двадцать минут назад уехал к себе домой.

– Что? – И хотя Глеб расслышал и понял все сразу, но какая-то инерция бега и суматохи дернула его, и он снова спросил: – Уехал?

“Так точно! Вызвал свою машину и поехал домой. – Старший лейтенант улыбался, выглядывая в полукруглое окошечко, сваренное из мощной, железной арматуры.

Глеб остановился, перевел дух, посмотрел на растерянного замполита и столпившихся у входа офицеров, тяжело вздохнул, развернулся и пошел обратно к машине.

Подъехав к своему дому, он отпустил водителя и немного замешкался у входных дверей в подъезд. Легкий мороз быстро справился с его пиджаком и приятно охлаждал бушевавший в нем всего насколько минут назад пожар мыслей и горячность тела.

Он уже протянул руку к дверной ручке но, передумав, быстро пошел к соседнему дому.

Прыгая через ступеньки, Глеб поднялся на третий этаж, дверь в квартиру была открыта настежь, Василий сидел на кухне, обхватив голову руками. На столе стояла допитая бутылка водки, в стеклянной банке с надписью «кислая капуста» торчала большая ложка, хлеб, оторванный руками, лежал на блюдце со сколотым краем.

Глеб молча вошел на кухню и сел рядом с товарищем.

– А-а-а, партия пришла, – тихим хриплым голосом протяжно заговорил Василий. – Что, пьяный, да? Указ Горбачева, да? С работы меня снимать будешь? А ты знаешь, в камерах изолятора временного содержания лампочек нормальных нет… Я докладные записки пишу в горисполком, чтобы мне сверх лимита дали эти пятнадцативаттные фигнюлички, от которых и света-то нету.

Глеб молчал, он не понимал, что происходит с его другом, и почему он начал этот странный разговор.

– А решетки? Представляешь, – тот заговорил громче и возбужденнее, – у них в тюрьме на окнах нет решеток! Я шерифа спрашиваю: «Почему?» – Василий поднял руку и громко хлопнул ладонью по столу. – «Психологический образ, – говорит, – нарушается». Нет, подожди, не то сказал… – Он почесал затылок в поисках нужного слова и продолжил: – «Преступники не должны испытывать морального давления, и тогда они быстрее встанут на путь исправления», во… – Он поднял указательный палец вверх. – Во над чем они там слезы льют. У меня в камерах во время ледяной пурги стены инеем покрываются, задержанные зубами дробь отбивают, туалеты ломами чистят, а эти там думают, как бы каждый сидящий засранец не почувствовал себя изгоем и лишним членом общества!