Улыбка Пеликена

Перейдя по зимнику лиман и проехав поселок Шахтерский, Глеб решил немного подремать. Вездеход трясло, запах солярки дурманил голову, поэтому сон стал для него лучшим рецептом от укачивания.

Однако вскоре резкое падение, а потом и сильный удар не только разбудили его, но и принесли ощущение страха.

– Что это? – выкрикнул он. Дизель ревел, стучал старыми поршнями, но вездеход не двигался.

– В кастрюльку попали, Михалыч! – спокойно ответил водитель, натягивая рукавицы.

– Не понял? – Глеб посмотрел в окно, но ничего кроме снега не увидел.

– Весна! Зимник трещит, лед ломается! Мы наехали на один край льдины, и он провалился вместе с нами, а другой ее край прихлопнул нас, словно крышкой.

С трудом выбравшись наружу через водительскую дверь, Глеб и водитель вышли на лед и, обходя по кругу место своей аварии, размышляли о возможностях освобождения из ледяного капкана.

– Вариантов у нас только два. И первое, что нам нужно сделать, это по рации связаться с дежурным по району и сообщить о нашей проблеме.

– Иван Николаич, хочешь сказать, – обратился Глеб к водителю, – что мы сами из этой ямы не вылезем?

– Думаю, нет. Льдина, что придавила наш капот, слишком тяжелая. У меня по бортам привязаны бревна, и мы можем попробовать подложить их под гусеницы и улучшить сцепление со льдом, но эту операцию хорошо делать, когда тебя за задницу тянут. А тут что-то помощников не видно…

Он посмотрел по сторонам, белое поле снега уходило за горизонт.

– Второе, надо запалить мою старую промасленную телогрейку, дым от нее будет виден далеко, и кто-нибудь да заглянет на огонек.

– Слушай, а как это происходит, что река устраивает машинам такие хитрые ловушки? – Глеб подошел ближе к вездеходу и, присев на корточки, заглянул в образовавшееся между льдом и дном реки пространство.

– Это просто, – водитель полез в вездеход и включил рацию, – мороз вымораживает воду, превращая ее в лед, а холод этот лед выдавливает…

– Дежурный, дежурный, – переключился он на разговор по рации, – мой номер сорок-двенадцать КА, два человека, мы на старом зимнике провалились в яму, нужна помощь, как слышите?

– Да, слышим вас хорошо. – Голос в микрофонах показался Глебу знакомым. – Уточните точное место вашего расположения!

– Мы в сорока пяти-пятидесяти километрах от Канчалана.

– Оставайтесь на связи, будем искать вам помощь. Передайте Михалычу привет от Тяжлова! – Водитель покосился на Глеба. – Он вас слышит, кивает головой и тоже шлет привет.

– Все мужики, я отключаюсь, не волнуйтесь, вытащим!

– Тяжлов, – продолжил говорить водитель, – это тот, что главным инженером в геологической партии?

– Да. – Глеб откинул снег от гусеницы вездехода и попытался пролезть в пространство между сломанной льдиной, удерживаемой вездеходом, и дном реки.

– Куда! – на его действие водитель отреагировал громким и резким криком. – Тут торосина под тонну весом, а может и более, а вы с головой в щель лезете?!

– Не шуми! Никакой опасности нет, вездеход крепко удерживает на себе кусок льда. Я дальше не полезу – там все равно темно, зато тут, куда свет попадает, красота. Ты не представляешь, какая красота!

Речные растения замерзли, покрылись инеем и выглядели, как миниатюрный сказочный лес. Глеб лег на живот, чтобы было удобнее смотреть на неожиданно открывшуюся картинку природы.

– Представь, – продолжил он говорить водителю, – мы чешем по этому зимнику восемь месяцев без передыху. Пурга, снег летит, бывает, видимости никакой, а тут, внизу подо льдом, тишина. Замороженные стебли и листья уснули, застыв в удивительных позах ледяного величия…

Водитель улыбнулся, в кабине работающего вездехода ему было тепло, а вид ползающего по снегу секретаря райкома показался ему забавным. Мысль, что молодому, совсем еще неопытному мальчишке доверили руководить такой большой территорией, мелькнула в его голове еще раз и укрепилась опасениями.

Глеб поднялся, отряхнул с себя снег и прислушался: к монотонному звуку работающего дизеля добавился новый, нарастающий шум. Он посмотрел по сторонам, поднял глаза на небо, но никого не увидел. Удивление и непонимание толкнули его вперед, и он, обойдя вездеход, тут же заметил несущийся прямо на них трехосный Урал.

Водитель вездехода тоже услышал приближающуюся машину и, не мешкая, стал доставать буксировочный трос.

– Что, по носу получили?! – выкрикнул молодой парень с перепачканным лицом, останавливая грузовик рядом с вездеходом.

– Да уж, сподобило, вляпались, как в коровью лепешку наступили, – буркнул Николаевич, закрепляя монтировкой петлю стального троса на клыке мощной машины.

Двигатели заревели, выбрасывая клубы черного дыма, гусеницы и колеса закрутились, вездеход вышел из ямы-ловушки, а льдина осталась стоять на своем месте и, словно противотанковый еж, перегораживала дорогу.

– Едрена-матрена! – Водитель грузовика спрыгнул на дорогу и, взяв в ладони снег, стал растирать им лицо. – Мне в Канчалан нужно, а эта глыбина на свое прежнее место не вернулась.

– Ничего, краем по тундре обойдем, и другие машины по нашей колее пойдут, – подытожил Николаич, дернул рычагами и, преодолев небольшой уклон берега, выехал из замершего русла реки.

– Как тебя зовут? – обратился Глеб к водителю Урала.

– Юра. А тебя?

– Глеб. – Они крепко пожали друг другу руки.

– Спасибо, Юра, – продолжил говорить Глеб, – выручил! Нам тоже в Канчалан нужно. Если серьезно, мы даже опаздываем, а тут такая оказия приключилась. Но хорошо, что тебя дежурный быстро нашел.

– Какой дежурный? – Парень достал из кабины грязное полотенце, больше похожее на ветошь, и стал протирать им лицо.

– Мы по рации связались с Анадырем, и ответственный по району дежурный сказал, что пришлет нам помощь, – Глеб говорил и рассматривал водителя грузовика – глаза у того были красны от усталости, мороз превратил его пальцы в крючки, кожа на руках сильно обветрилась.

– У меня рация еще вчера сдохла. Два дня назад я, в составе колонны, шел на кораль за мясом и случайно пробил колесо на торосах. Старшему сообщил, что отстану на полчаса, думал: делов-то – покрышку заменить, а она… – Он ласково постучал по крылу грузовика. – Закапризничала и два дня заводиться не хотела.

На пригорке снова появился грохочущий вездеход.

– Все, колею нарезал, можем трогаться, – выкрикнул Николаевич, разворачиваясь на месте.

– Глеб, а может, у вас пожрать чего-нибудь есть, и грамм сто?.. Продрог, как собака, боюсь, заболею. – Юра тускло улыбнулся, усталость владела им полностью.

– Иди в машину, не мерзни лишнего, я все принесу. – Глеб поднялся к вездеходу, открыл свою дверцу, взял рюкзак и вернулся обратно.

Разворачивая завернутую в фольгу еду, он видел, как голодные глаза Юры впились в бутерброды, как дернулся, сглатывая слюну кадык, как задрожали пальцы, когда тот протянул руку к нарезанному ломтиками сыру.

Сняв крышку с китайского термоса, Глеб налил армянского коньяку. Вид жадно жующего парня вызывал у него чувство радости и удовольствия.

– Ну, а ты чего? – залпом выпив коньяк, произнес Юра. – Себе почему не наливаешь? Я ж не алкоголик, чтобы один пить!

– Мне нельзя, люди в селе ждут!

– И что? Глоточек не помешает, сами-то вы сколько в этой яме проторчали? – Вдруг глаза его округлились, в них отразились испуг и растерянность.

– Вот я балбес! Сижу тут, пью, а там товарищ твой один сидит. – Юра хотел выйти, но Глеб остановил его.

– Ничего-ничего, не волнуйся, нам всем нужно ехать. И в яме мы не больше двух часов пробыли. Давай, выпей чаю, и за нами потихонечку трогай. Силы-то есть, не уснешь после еды и алкоголя?

– Да что тут ехать, пятьдесят километров! Через час будем на месте.

– Ну, вот и хорошо. Я пойду, бутылку и еду тебе оставляю, вечером поужинаешь и расслабишься до донышка.

– Спасибо тебе, Глеб, и товарищу своему от меня спасибо передай. Во как бывает в жизни! Коньяк, сыр, котлетки домашние, я об этом сутки назад даже и мечтать не мог, а тут раз – и праздник на дороге. Держи пять, корешок! – Они громко хлопнули друг друга по ладоням, Глеб вышел и направился к вездеходу.

Улыбка перешла в смех, когда он усаживался на свое место. Мысль, что он своей рукой угощал коньяком водителя прямо на рейсе, и оставил того управлять машиной, развеселила его.

– Михалыч, вы там кормили его что ли?

– Да. Парень голодный, два дня в тундре просидел, машина не заводилась.

– Я так и подумал, чумазый весь, замороженный, а главное – случайный. Мне по рации сказали, что за нами выслали машину председателя совхоза, а про Урал ничего не знают.

Вездеход дернулся и пошел по зимнику дальше, набирая скорость.

– Видишь, как хорошо! Он нам помог, мы его поддержали, жаль только, что я не успел замороженный «лес» сфотографировать. Ну, да ладно, даст Бог, не в последний раз проваливаемся!

– Тьфу-тьфу-тьфу! – плюнул через плечо водитель. – Это нам просто повезло, а бывают случаи…

И он начал свой рассказ закрывающему глаза Глебу. Монотонность дороги, тепло кабины и ночные вставания к сыну одолели его навалившимся под северную байку сном…

Потом было село Канчалан, вручение ордена Ленина и удивительно глупые подарки, доставленные на вездеходе Северосмешторга. Холодильник, стиральная машина и телевизор «Горизонт», которые орденоносец впервые увидел в своей жизни, наверное, очень пригодились бы ему. Но жил он в яранге, где электричества не было, а самым большим достижением цивилизации считалась замена коптящих жировиков на керосиновые лампы.

Выполнив все формальности торжественной церемонии вручения награды, Глеб, председатель колхоза, парторг и председатель сельсовета поехали на угощение к оленеводу, в стойбище, находящееся всего в пяти километрах от села. Четыре яранги, огромное количество оленей и два десятка чукчей встретили их большим костром и одобрительными кивками головы.

Пить было нельзя. Указ Горбачева о борьбе с пьянством и алкоголизмом, значки участников общества борьбы за трезвость и главное – уплаченные за это взносы держали присутствующих в напряжении. Собравшиеся поглядывали друг на друга, с сожалением понимая, что приехавший гость портит всю обедню и мешает празднику «литься» рекой.

Однако потихонечку все стало двигаться и развиваться.

Молодой чукча заарканил оленя, без суеты и лишних движений уложил его на бок, вскрыл горло и, придерживая за рога, стал ждать, пока стечет кровь. Остальные оленеводы периодически заглядывали в ярангу, а так как выходили уже с красными лицами, то можно было понять, что они все-таки приступили к дегустации водки.

Председатель совхоза, русский, приехавший работать из Якутии, ходил ужом вокруг Глеба. Видимо, остальные почетные гости и руководящие работники именно ему доверили утрясти деликатный вопрос настоящего «начала» торжества.

– Глеб Михайлович, может, пока оленя готовить будут, мы для согрева по рюмочке коньку?.. Все-таки праздник в совхозе, орден Ленина моему оленеводу вручили, серьезное дело.

– Как же, ну… Тут? – стал сбивчиво врастяжку говорить Глеб. – Здесь люди кругом, а мы с рюмками стоять будем… Нехорошо получится.

– Зачем? – удивленно произнес председатель. – У нас все подготовлено. Вон. – Он показал рукой в сторону дальней яранги. – Там и стол накрыт, и стулья стоят – все по-людски, и подчиненные не увидят.

– Ох, ну ты и штучка. Значит, эти яранги ты специально недалеко от села поставил, чтобы праздник провести?

– А как же! Что я, не понимаю! Тут собрались только уважаемые люди. Если бы я в селе такое устроил – получилась бы попойка, отписывайся потом… А так мы сейчас сядем, выпьем, закусим, поговорим, словом, достойно отметим.

Глеб посмотрел по сторонам. Он чувствовал, сейчас все наблюдают за его реакцией, и поэтому собравшиеся, даже те, кто уже начал гулять, с нетерпением ждали ответа.

– Ну, если только по маленькой, за здоровье орденоносца!

Все улыбнулись, а кто-то даже с облегчение выдохнул, дело пошло еще быстрее и главное – с настроением.

– Сердце гостю! – крикнул парторг, и молодой чукча, проворно орудуя ножом, быстро вскрыл грудину убитого оленя и кинул на снег большое, парящее на морозе сердце.