Улыбки и усмешки

Возьмём, к примеру, стихотворение Тимура Кибирова под ну очень оригинальным названием «Романс», провозглашённое в качестве образца «настоящей поэзии». Что же нового поведал нам этот яркий представитель «новой поэтической школы» и «нового поколения» поэтов? Лирическому герою «Романса» стукнуло тридцать девять, он вдруг понимает, что юность ушла, что жизнь его в силу обстоятельств и времени бесцветна и напрасна, так что остался теперь один лишь вопрос: с чем их (в конце лирический герой как бы от лица всего своего поколения говорит) сравнить – с листвой опавшей или же с уткой, летящей «в тёплый край из юдоли родной»?.. Само собой, посвящённые должны уловить подтекст: мол, кто-то уехал-улетел за «бугор», а кто-то в «этой стране» гнить остался…

Впрочем, поэты из «российского» лагеря форму считают значимее содержания, однако и в этом плане «Романс» Кибирова трудновато посчитать за образец недосягаемых высот и открытий: обычные четырёхстрочные строфы с перекрёстной рифмой. Причём рифмы чаще всего весьма приблизительные, неряшливые, что вряд ли свидетельствует о мастерстве, скорее – скорописи и ремесленничестве: «гниют – пруд», «очень – осень», «сода – чего ты», «похмелья – неумело»…

Второй характерный штрих во впечатлениях от двух московских групп литгостей – это разность того, о чём они говорили. Пётр Проскурин со товарищи – всё больше о России, о трудной и трагической судьбе своей страны, о нынешних бедах русского народа. Авторы же «Ариона» («единственный в стране поэтический журнал, с ним сотрудничают все ведущие поэты России и русского зарубежья…») на встрече с читателями-поклонниками говорили всё больше о себе любимых, о своих нелёгких творческих судьбах, личных издательско-публикаторских проблемах.

Инна Лиснянская, к примеру, в советские времена долго была в невыездных (каким образом это могло мешать сочинению стихов – непонятно), а ещё её не печатали из-за… дружбы с Булатом Окуджавой. При этом как-то умалчивалось, что сам Булат Шалвович ещё в 1956 году, вступив в ряды КПСС, тут же выпустил сборник стихов под названием «Лирика» и затем с завидным постоянством почти каждый год выпускал то новый сборник лирики, то прозы, то драматургии, прожил очень завидную творческую судьбу, которую почему-то не очень испортила его дружба с самим собой.

Жаль, не смог приехать в Тамбов заявленный Евгений Рейн – тот самый, которого Иосиф Бродский как-то в весёлую минуту неосторожно назвал своим учителем, и на основании этого Рейн числится теперь в гениальных поэтах, выпускает книжку за книжкой и не слазит с экрана телевизора. Уж Евгений-то Рейн пожалился бы, порасписывал, поживописал, как не давали ему в былые времена развернуться, проявить себя, блеснуть гениальностью…

Вообще, по-моему, это очень грустное явление, когда человек, числящий себя писателем, даже на закате жизни не в состоянии понять одну простую вещь: чтобы в литературе состояться и, даже несмотря на препятствия, проявить свой талант, как тот же Булат Окуджава или Иосиф Бродский, или, допустим, Николай Рубцов и Николай Глазков, надо всего лишь его иметь – этот самый талант, дар Божий, вот и всё…

Ну и, наконец, третья характерная черта в несходстве поведения столичных гостей состояла в том, что П. Проскурин, А. Ларионов и В. Сорокин после встречи с читателями в переполненном зале областной библиотеки на следующий день поехали-выбрались в самую что ни на есть глубинку Тамбовщины, в Мордовский район. Если бы сам не видел, никогда не поверил, что такое в наше время возможно: и Дом культуры в райцентре, а затем и один из сельских клубов были забиты до отказа. Причём было очень много молодёжи, детей, и слушали они писателей, как говорится, с неподдельным вниманием, от души аплодировали…

«Лучшие» же поэты после тусовки в библиотеке с тамбовскими «эстетами-интеллигентами» отправились на следующий день, не замочив ног, на встречу с питомцами литературной студии «Академия зауми» – подрастающей «поэтической элитой». В российскую сельскую глубинку ехать авторы «Ариона» не решились, видно, справедливо полагая, что вряд ли им удастся очаровать своим поэтическим пением простецкий русский провинциальный люд.

К слову, древнегреческому поэту Ариону удалось очаровать своим искусством даже дельфина, который после кораблекрушения вынес его на берег, спас.

Видимо, талантлив был Арион по-настоящему, без дураков…

Алкогольные размышления

К Владимиру Семёновичу Высоцкому отношение у меня (как и у многих людей моего поколения) – трепетное. Я вырос на его песнях. С тех пор, как 14-летним подростком (1967 год) в глухом сибирском селе я впервые услышал на чужом «маге» «Парус», «Звёзды», «Про дикого вепря» и другие его ранние песни, я «заболел» Высоцким и «болею» до сих пор. Мне лично Владимир Семёнович, без преувеличения, помогает жить и выживать.