Улыбнитесь, вы уволены

— Когда же наконец до тебя дойдет, что ты живешь не по средствам. Тодд считает, тебе будет неплохо и в квартире поменьше. Не понимаю, почему ты так за нее держишься.

Я посылаю Тодду убийственный взгляд Макгрегоров — этот прием я унаследовала от матери, которая одним суровым взглядом может завалить мчащегося на нее носорога. Хоть бы с Тоддом случился внезапный приступ ларингита. Он губит весь мой план по получению займа. Если с подачи Тодда отец снова взбеленится по поводу моих трех комнат, денег мне не видать.

— Никуда я не перееду, — отвечаю я, стараясь не повышать тона. На этот раз я не собираюсь кричать первой.

— Ну, это твоя жизнь, можешь бросить ее псу под хвост, — ворчит папа, глядя на меня поверх очков для чтения.

— Папа! — Мой голос поднимается почти до крика. Мне неудержимо хочется чем-нибудь ткнуть ему в глаза, но вряд ли после этого он выдаст мне кредит.

— Но это ведь напрасные расходы. Ты, такая умная девочка…

Можно подумать, мне пятнадцать и я беременна. А на самом деле мне уже двадцать восемь — э-э, двадцать девять — и я просто живу в квартире больше средней. Мне вдруг ужасно хочется сбежать домой. Или сказать: «По-моему, моя квартира — это только мое дело». Но я удерживаюсь. Нет, видно, с отцом номер не пройдет. У него денег не попросишь. Пора обрабатывать маму.

— Мы лишь хотим помочь, — вздыхает папа. И воздевает руки.

— Да, Джейн, мы о тебе заботимся, — добавляет Тодд. Вероятно, в качестве подарка он выбрал вмешательство в мои дела. Тем более что в руках у него ничего нет.

— Ужин готов, — радостно чирикает с кухни мама.

Обеденный стол впечатляет. В середине — огромный жареный окорок, словно из рекламы гастронома. Полдюжины тарелок с овощами и гарниром — в том числе две запеканки и гигантское блюдо картофельного пюре со сливками. Главное украшение стола — большой красивый букет белых роз и тюльпанов с нашей клумбы. Не хуже, чем в журнале «Ваш дом».

Почему я так редко приглашаю себя к родителям? Когда мой желудок, сжавшийся от строгой диеты — бутерброды с кетчупом и горчицей, — начинает урчать, я понимаю, что последний раз потребляла животный белок или зеленые овощи несколько дней, если не недель, назад. Удивительно, что волосы пока не выпадают.

Мама настаивает, чтобы папа прочитал молитву перед ужином; забавно, потому что с тех пор как мне стукнуло девять лет, папа неизменно засыпает на воскресной службе. Впрочем, он обращается к Господу безо всякого смущения.

— Господи, благослови эту жратву, — склонив голову, с обычным красноречием изрекает папа. — А теперь давайте есть.

С наслаждением втягивая носом запах еды, я накладываю всего побольше и ощущаю себя моряком, который в плавании сидел на одной вяленой рыбе и галетах.

Дина, подружка Тодда, ковыряется в тарелке и украдкой косится на пюре, словно боится, что оно втихаря соскочит с блюда и — прямо к ней на бедра. Когда я беру добавку, Дина смотрит на меня так, будто я собралась спрыгнуть на резиновом тросе с Эйфелевой башни.

— Не подавись, — шепчет Кайл, которого мама стратегически посадила рядом со мной (чтобы я не получила ни капли удовольствия от собственного дня рождения).

— Спасибо за совет, — бурчу я с набитым ртом.

Дождавшись, когда мы перейдем к десерту — вишневому пирогу и творожному пудингу, — мама наконец сбрасывает бомбу.

— У меня новости, — объявляет она, окинув взглядом стол. Я вижу, что она нервничает: облизывает губы.

Папа не прекращает есть. Кроме неожиданной стрельбы и объявления результатов матчей НБА, мало что способно оторвать его от излюбленного занятия. Он еще хуже меня. Он ест с такой страшной скоростью, что я боюсь, как бы он не проглотил заодно язык и зубы. Пока папа пытается запихать в рот целый кусок пирога, мы выжидательно смотрим на маму. Она делает глубокий вдох и опирается руками о колени.

— Мне давно хотелось перемен, — продолжает она. — И потом, вы знаете, меня всегда интересовала кулинария.

Она замолкает и судорожно вздыхает. Папа не перестает жевать.

— Ну ладно, скажу прямо…

Все мы (кроме отца) ждем.

— Я устроилась на работу! — выкрикивает мама, хлопая в ладоши.

Весь стол ошарашенно молчит, пока папа не роняет вилку на блюдо. Нержавеющая сталь со звоном падает на лучший мамин фарфор.

— Что? — переспрашивает папа. Он в шоке, как и все.

— Я устроилась на работу, — повторяет мама. Нервы у нее явно на пределе.

Кайл приходит в себя первым.

— Но… это же здорово, миссис М. Правда, здорово!

Мама смотрит на Кайла с благодарностью.

Все остальные слишком изумлены, чтобы вымолвить хоть слово.