Ум тронулся, господа! Аномалии мозга глазами нейробиолога

Роль рабочей личности, по модели Конуэя, – регулирование поведения и помощь в формировании воспоминаний, совмещенных с концептуальной личностью и ее задачами. Совместимость не обязательно точная. Например, простыми словами, мне важно помнить, выключил ли я газ на кухне. Такая кратковременная память должна соответствовать реальности с большой долей точности; цена ошибки будет высока. Тем не менее для мозга невозможно (по крайней мере, для большинства из нас, кто не владеет фотографической памятью на мельчайшие подробности) хранить подобные воспоминания до бесконечности. Поэтому долговременная память в меньшей степени скована соответствием реальности и более связана с «согласованностью» – это значит, что все, что попадает в хранилище долговременной памяти, не должно диссонировать с нашей концептуальной личностью и ее задачами, которые сами по себе подвержены влиянию долговременной памяти. Как считает Конуэй, автобиографическое знание в долговременной памяти «содержит то, чем личность является, являлась и может являться», тогда как рабочая личность контролирует, что именно попадает в долговременную автобиографическую память, и то, насколько труден доступ к этим данным. Автобиографические истории влияют на то, кто мы есть, что мы делаем, чем мы можем быть: определенные начала требуют определенных концов; истории могут стать нашей реальностью. Согласно Конуэю, нервные процессы, реализующие рабочую личность, также обеспечивают более легкий доступ к тем долговременным воспоминаниям, которые согласуются с нашими задачами, чем к тем, которые не согласуются. Принципиально то, что воспоминания о том опыте, который был крайне важен в выполнении жизненных задач, имеют крепкую ассоциативную связь с личностью и ее историей.

Это возвращает нас к понятию выпуклости воспоминаний. «В поздней юности и ранней зрелости есть критический момент, когда вы определяете понятия о самом себе», – говорил мне Робин Моррис. Мы формируем суть нашей нарративной личности именно в этот период.

Так, нарративная личность подвержена влиянию очень значительных событий в жизни человека, и эта личность – или воспоминания, связанные с этими событиями, – в свою очередь влияет на ваши дальнейшие действия, управляет развитием вашего нарратива. Вершиной является потребность личности в согласованности.

У пациентов с Альцгеймером нарративная личность рассеяна по нескольким фронтам. Во-первых, повреждена способность формировать новые эпизодические воспоминания. Также подводит встраивание сути этих воспоминаний в нарратив. Даниэл Мограби, аспирант Морриса из Рио-де-Жанейро, называет это окаменевшей личностью: история, которую может рассказать о себе человек, останавливается, когда его поражает Альцгеймер. Когда нарративная личность функционирует нормально, эпизоды жизни выстраиваются в связную историю. На ранних стадиях Альцгеймер не дает развиваться повествованию, ограничивая его периодом до возникновения болезни. Альцгеймер продолжает обрубать нарратив до тех пор, пока он не превращается в набор разрозненных эпизодов. В конце концов и они исчезают.

Термин «окаменевшая личность» не прижился среди некоторых коллег. «Звучит так, будто пациент с Альцгеймером мертв или окостенел, – говорит Моррис. – Если это не так, мне этот термин близок. Все же нужно с осторожностью навешивать ярлыки на людей. С другой стороны, науку нельзя ограничивать политкорректностью. Неудобную правду не спрячешь».

А правда состоит в том, что нарративная личность «каменеет», а затем начинает ухудшаться, пациент возвращается к критическим моментам в своей нарративной личности, к воспоминаниям, сформированным тогда, когда личность определялась наиболее интенсивно, когда самая ее сущность проникала насквозь в тело и мозг. Тем не менее, и до этих критических моментов Альцгеймер добирается. Несмотря на способность Аллана вспоминать о юности и зрелости, Мишель замечала длительные периоды, когда он просто «исчезает, исчезает». Она смотрела в его глаза и видела лишь пустоту. Все сиделки пациентов с Альцгеймером подтверждают опыт Мишель. «Там больше вообще никого не было», – говорила она мне.

Но не поспешны ли заключения сиделок? Или же пациенты с Альцгеймером действительно лишены сознания? Моррис утверждает, что тяжкое бремя науки состоит в том, чтобы доказать, что пациенты действительно бессознательны, а их личность отсутствует.

* * *

Пиа Контос не согласна с заявлением о том, что пациенты с Альцгеймером полностью лишены личности. Она утверждает, что даже в случае очевидного тяжелого когнитивного упадка сохраняется форма самосознания; прекогнитивное, пререфлективное самосознание, встроенное в тело человека. Она черпает вдохновение в трудах французского философа Мориса Мерло-Понти и французского социолога Пьерра Бордью. «Бордью и Мерло-Понти подталкивают [нас] к мысли о том, как наше тело помогает нам взаимодействовать с миром, не полагаясь на сознание», – говорит она.