Ум тронулся, господа! Аномалии мозга глазами нейробиолога

Вдобавок к пренебрежительному отношению, которое терпел Николас в раннем детстве, теперь ему приходилось сталкиваться с насильственными отношениями со стороны матери и отчима. «”Долбаный идиот, ты хоть что-то может сделать нормально? Что с тобой не так?” и все в таком духе… очень тяжелые слова», – говорит Николас. Бывало, отчим его бил. «К счастью, это было редко. Я даже рад, что так вышло. Хотя иной раз задумаешься, что хуже – физическое насилие или эмоциональное». Я спросил, подвергался ли он сексуальному насилию. «Нет, – ответил он, – и за это я тоже благодарен».

В возрасте десяти-одиннадцати лет у Николаса начались мимолетные случаи диссоциации – всего десять секунд – эпизоды, происходившие случайно, иной раз в школьном автобусе или во время пения гимна в школе. «Я ощущал себя абсолютно отделенным от физического тела, – говорит Николас. – Это состояние совершенно лишает возможности общаться или вообще что-то делать на протяжении этих десяти секунд».

Пик наступил, когда Николасу было двенадцать. Они с сестрой были в комнате, когда услышали крик с кухни. Кричала их тетя. Кажется, они с матерью курили крэк, Николас точно не помнит. Зато отлично помнит, как мать корчилась в конвульсиях на полу кухни. У нее был приступ. Она ударилась о ручку дверцы шкафа головой во время падения, у нее шла кровь. Изо рта у нее шла пена. Отчим подбежал к ней и перевернул ее на бок, чтобы она не подавилась рвотой. Для Николаса это был поворотный момент. «Помню, как подошел к ней на три-четыре шага, и все совершенно изменилось, – вспоминает Николас, – я как будто только что был наяву и внезапно заснул. Все стало как в тумане. Все казалось незнакомым, непонятным».

Следующие четыре года Николас жил в этом затуманенном состоянии. Все: вещи вокруг него, его собственное тело и личность – ощущалось нереальным. Долгий тревожный сон.

* * *

В книге, опубликованной в 1845 году, немецкий психиатр Вильгельм Гризингер ссылался на письмо пациента к выдающемуся французскому психиатру Жану-Этьену Доминику Эскиролю.

«Хотя я и окружен всем, что способно сделать жизнь счастливой и беспечальной, способность испытывать наслаждение и удивление для меня становится или уже стала физически невозможной. Во всем, даже в самых нежных ласках моих детей, я нахожу лишь горечь. Я покрываю их поцелуями, но между нашими губами будто что-то стоит. И это ужасное что-то стоит между мной и радостями жизни. Мое существование неполноценно… Каждое из моих чувств, каждая часть меня самого как будто отдельна от меня, мне будто больше не дозволено чувствовать… Я не испытываю внутри себя ощущения от воздуха, когда дышу… Мои глаза видят, мой дух воспринимает, но ощущение того, что я вижу, совершенно отсутствует».

Сам Эскироль писал о таких пациентах и их опыте: «Они считают, что бездна отделяет их от внешнего мира. Я вижу, я слышу, я осязаю… Но более не тот, каким был раньше. Объекты не доходят до меня, они не идентифицируются с моей сущностью; плотное облако, вуаль скрывает оттенки и черты объектов».

То, что описывают эти пациенты, сегодня называют деперсонализацией. Слово вошло в психиатрический лексикон в 1890-х, когда французский психолог Людовик Дюга использовал его, описывая «состояние, при котором чувства и ощущения, обычно сопровождающие ментальную активность, кажутся отдельными от личности». Дюга обнаружил это слово в дневниках швейцарского философа Анри-Фредерика Амьеля. В своем труде «Интимный дневник» (Journal Intime), который был опубликован лишь после его смерти, Амьель писал: «Я обнаружил, что воспринимаю свое существование как будто из могилы, из другого мира; все мне кажется странным; а я сам как будто вне своего тела и индивидуальности; я деперсонализован, отделен, брошен на произвол судьбы. Это безумие?»

Немецкий психиатр начала XX века Карл Ясперс дал особенно точное описание того, что может происходить при деперсонализации. Все, что заявляет о себе в нашем сознании, «будь то восприятие, телесное ощущение, представление, мысль, чувство, – все получает особый тон «моего личного», имеющего качества «Я», качества персональной принадлежности. Это и называется персонализацией… Если же психические проявления сопровождаются уверенностью в том, что они не мои, а чужие, автоматичные, независимые, происходящие извне, они называются деперсонализацией».