Ум тронулся, господа! Аномалии мозга глазами нейробиолога

Мне вспоминается беседа с Джеффом Эбагелом, переживавшим периоды деперсонализации с позднего подросткового возраста, с которым мы кратко познакомились в главе 5. Эбагел рассказал, что вся его жизнь превратилась в тяжкий труд в попытке установить, что с ним не так, почему он чувствует себя отстраненным от себя самого. Медикаментозное лечение помогало до определенного момента. «Лекарства помогали уменьшить разрозненность мышления, так как это было крайне некомфортно, просто потому что я не чувствовал себя целым, я чувствовал себя разделенным, разбитым, – говорил он, – лекарства помогли мне собраться, но то чувство личности, которое у меня было в восемнадцать лет, уже было не восстановить». Чтобы понять свое состояние, он обратился к трудам философов, предполагавших, что разрозненное эго и распад его единства приводят к новому состоянию бытия. «Я думаю, в древних культурах можно найти параллели с тем, как мы сейчас видим деперсонализацию. Они искали ответы на вопросы, пытались ее понять», – говорит Эбагел. Он, в некотором смысле, отпустил часть себя самого в прошлом или, по крайней мере, оставил попытки вернуть их. «С точки зрения пациента у вас есть два выбора: можно перепробовать все возможные медикаменты и терапии, пока вы не обретете свое чувство личности таким, каким оно было раньше; или вы можете сказать самому себе: “Ладно, у меня осталось пятьдесят процентов, давайте-ка разберемся, куда делись еще пятьдесят и что это вообще значит”».

Этот путь по-своему хорош. «Самый важный вопрос: считаете ли вы деперсонализацию расстройством или же просто другим состоянием ума? Считаете ли вы ее, за неимением лучшего слова, чем-то вроде начала пути к пробуждению? – говорит Эбагел. – Мне понадобилось время, чтобы принять деперсонализацию просто как изменение восприятия. Это изменило мой взгляд на жизнь, показав, насколько она скоротечна и мала по сравнению со вселенной».

Конечно, то, что удалось сделать Джеффу, требует определенных когнитивных усилий. Тот, кто страдает от шизофрении или аутизма в тяжелой форме или же от синдрома Котара, увы, не сможет сбежать от своей феноменальной личности: для них все эти разговоры о личности и безличности не имеют никакого смысла. Невозможно также ожидать от человека с Альцгеймером, что он справится с потерей нарративной личности, осознав, что рассказчика не существует.

Но некоторые из них – с легкой формой шизофрении, деперсонализации или, возможно, BIID – могли бы получить пользу от знания о природе личности. И, конечно, не только люди с нарушениями личности могут получить от этого пользу.

* * *

В нашем эволюционном прошлом должен был быть такой момент, когда появились проблески познающей личности. Это был грандиозный момент. Это дало нашим предкам преимущество в выживании. Осознавать свое тело, иметь возможность направить на него свое внимание – это большой шаг для эволюции. Но этот процесс – сложное взаимодействие активных областей мозга – был нужен, чтобы контролировать тело. Эволюционируя дальше, мы развили различные формы долговременной памяти, нарративную личность; научились на своих ошибках, начали планировать будущее. Мысли о прошлом и будущем добавились к нашей личности-объекту. Мы прошли путь от созданий, живущих здесь и сейчас, до созданий, населяющих абстрактный временной отрезок. Но как бы эфемерны ни были наши мысли, ответ, хороши они или плохи для нас, по-прежнему давало тело. Это могло быть чувство восторга, или неприятное чувство в животе, или еще тысячи вариантов ощущений, от ликования до подавленности. Чувства и эмоции предназначались для побуждения к действию, двигаться к удовольствию и радости, от боли и печали. Помимо того что раньше мы испытывали эти чувства, приближаясь к источнику еды в лесу или убегая от хищника, теперь мы могли ощущать их в ответ на наши мысли, хотя они могут и не быть направлены на выживание. Это и сделало нас тем видом, которым мы являемся, с обществом и культурой, искусством и технологиями, и это самое прекрасное в человеке. Это же сделало нас ненасытными. Большинство из нас, представляя, что имеет больше, чувствует удовлетворение и безопасность; представляя, что имеет меньше, испытывает обратные чувства. И мы действуем сообразно с этими чувствами. Теперь мы обязаны обеспечить выживание концептуальной личности, а не только телесной, – и эта воображаемая личность не имеет границ в своей грандиозности. Беспокойная природа личности дала нам аскетов и ученых, посвятивших изучению личности свои жизни, она же подарила нам склонность r нарциссизму и излишествам. Не будет преувеличением сказать, что многие пороки общества вызваны безудержной концептуальной личностью, вечно желающей большего, сражающейся за овеществленные идеи: идеологическое религиозное упрямство; пропасть между богатыми и бедными; гегемония сильных, милитаризованных государств над более мелкими; бесконечное высасывание природных ресурсов.