Ум тронулся, господа! Аномалии мозга глазами нейробиолога

Примирившись с вымышленной природой личности (не беря в расчет нерешенный вопрос с субъективностью), мы ограничим самих себя. Неясно, впрочем, достаточно ли будет одного лишь интеллектуального понимания. Буддисты развили концепцию «безличности» не для интеллектуальных аргументов, но для философского объяснения опыта, получаемого при медитации. «Вне всяких сомнений, «безличность» – очень важная идея, – говорит Джордж Дрейфус, адепт «безличности». – Но она пытается дать имя опыту, открывающему людям в основном во время медитации. Этот опыт имеет глубокие трансформирующие последствия, сдвигающие фокус восприятия с «я», раскрывающие человека для других и так далее».

В буддизме и Адваите идея «безличности» происходит из стремления облегчить страдания человека. Корень страдания, по их мнению, в ошибочной идентификации себя с «я», «меня», «мое». Осознав это и утратив привязанность к личности, мы обретаем освобождение, положив конец страданиям. «Основная мысль буддизма заключается в том, что осознанная привязанность к личности является сама по себе патологией, чем-то вроде болезни», – говорит Джонардон Ганери.

И имя этой болезни – личность.

Послесловие

Когда была опубликована книга «Человек, которого здесь не было», я получил электронное письмо от одного человека – я буду звать его Тед – у которого отец умер от Альцгеймера много лет назад. Тед услышал, как я выступал по радио и рассказывал о синдроме Котара, и ему вспомнился случай с отцом. Однажды отец сказал Теду, что умрет этой ночью. «Перед отходом ко сну он дал мне кое-какие вещи, которые он хотел спрятать, чтобы они не напоминали матери о нем. На следующее утро он настаивал на том, что он умер ночью, как и собирался. Это была самая ясная его мысль за последние месяцы, хотя и совершенно абсурдная», – писал Тед.

Подобные иллюзии совершенно не чувствительны к доводам рассудка. Отец Теда начал готовиться к похоронам. «Чем больше мы пытались убедить его, что он жив, тем больше он уверял нас, что он умер. Он стал беспокоиться, что нас ждут в морге, – рассказывает Тед. – Мы сказали ему, что для начала нужно пойти к врачу, чтобы врач подтвердил его смерть, иначе никаких похорон. Он согласился, поехал в больницу и через несколько дней вернулся домой. Таких странностей больше не повторялось, он прожил еще восемь месяцев». То, что узнал Тед о синдроме Котара, помогло ему понять «самый странный случай» в его жизни.

Писали мне и другие люди. Один родитель, у которого ребенок страдал расстройством чувства телесной личности, хотел понять, как нарушенное восприятие может ощущаться настолько реально.

Эти письма отвечали мои собственным настроениям. Наше чувство личности создается нашим телом и мозгом, и, что бы мы ни чувствовали, мы в конкретный момент времени являемся так называемой феноменальной личностью, такова наша реальность. Большинству из нас повезло, наша феноменальная личность «нормальна»: воспринимаемая нами реальность совпадает с физической реальностью – нашего тела и окружающего мира. Но так повезло далеко не всем.

Написание этой книги было сложным эмоциональным опытом. Неосознанно изменились мои взгляды на то, что значит быть признанным психически нездоровым. Термин «психическое заболевание» в большинстве культур приравнивается к безумию. Психически нездоровые люди подвергаются стигматизации. Человек, страдающий от рака, скорее, вызовет сочувствие, а человек с психическим заболеванием, вероятнее всего, будет внушать окружающим страх. Трудно сочувствовать тому, кого боишься. Часть этого страха вызвана осознанием того, что каждый из нас может однажды потерять контроль над своим разумом.

Но этот страх также происходит оттого, что мы привыкли ставить разум выше тела. Этим мы обязаны Декарту с его «мыслю, следовательно существую», философией, подарившей нам дуализм, отделивший разум от тела. Да и не только Декарт. Все мы интуитивно отделяем разум от тела, считая, что разум контролирует тело. Так что нетрудно понять, почему мы боимся болезни разума больше, чем болезни тела.

Но, как следует из описаний нейропсихологических состояний в этой книге, эта дихотомия ложна и ведет нас в тупик. В каждом из этих состояний аспекты личности, приписываемые мозгу и, следовательно, автоматически разуму, на самом деле связаны с телом.

Например, аутизм. Детям, страдающим аутизмом, часто ставят диагноз на основе особенностей поведения. Например, у них есть сложности с социальным взаимодействием, отношениями с другими детьми. У них проблемы с теорией разума, способностью, которая есть у всех нас, делать выводы о том, что думает другой человек на основе его действий, языка тела, поведения и тому подобного. Нетрудно понять, почему нарушения теории разума могут привести к сложностям в общении.