Многие выступали за бойкот продукции потогонных фабрик, и на этой почве возникло несколько быстро растущих организаций (например
Намерения этого движения благородны: выступающие против потогонного производства люди справедливо возмущены ужасными условиями работы. Однако те, кто выражает свой протест, отказываясь от произведенных подобным образом товаров, совершают ошибку (
Но это не так. Для граждан развивающихся стран потогонная фабрика – хороший вариант. Альтернативы, как правило, еще хуже – изнурительный и низкооплачиваемый труд в поле, сбор мусора или безработица. Это ярко проиллюстрировал[213]
колумнист «Нью-Йорк таймс» Николас Д. Кристоф, представивший интервью с Пим Срей Рат из Камбоджи. Эта женщина собирает на свалке пластик, чтобы сдать его в переработку. «Я очень хотела бы получить работу на фабрике, – объяснила она. – По крайней мере, это работа в тени. А у нас жарко».Четким индикатором того, что работа на потогонной фабрике для жителей развивающихся стран представляет собой сравнительно неплохой вариант, является огромный спрос на нее. Почти все работники трудятся там добровольно, и некоторые прикладывают серьезные усилия, чтобы заполучить место. В начале XXI века ради места на такой фабрике в Таиланд въехало почти 4 млн человек из Лаоса, Камбоджи и Мьянмы,[214]
а многие боливийцы нелегально едут в Бразилию,[215] чтобы работать на потогонном производстве. Средний ежегодный заработок на таком предприятии в Бразилии составляет 2 тыс. долларов. По нашим меркам это не так много, однако это на 600 долларов в год больше, чем средний заработок в Боливии, где люди трудятся в основном в сельском хозяйстве или на шахтах. Средний ежедневный заработок[216] работника потогонной фабрики таков: 2 доллара в Бангладеш, 5,5 доллара в Камбодже, 7 долларов на Гаити и 8 долларов в Индии. Это, разумеется, крохи, но по сравнению с 1,25 доллара, на которые в день живет большинство граждан этих стран, спрос на такую работу объясним. Поскольку условия потогонного производства ужасны, нам трудно представить, как люди могут рисковать депортацией просто ради работы. Но это потому, что крайности мировой нищеты почти невообразимы (На самом деле экономисты и правого, и левого толка[217]
не сомневаются в том, что потогонные фабрики для населения бедных стран – это благо. По словам нобелевского лауреата, экономиста левых взглядов Пола Кругмана, «преобладает мнение, что расширение занятости этого типа – невероятно хорошая новость для бедняков мира». Джеффри Сакс, экономист из Колумбийского университета и один из главных сторонников помощи живущим в нищете, заявил: «Меня заботит[218] не то, что потогонных фабрик слишком много, а то, что их слишком мало». Причина широкой их поддержки экономистами заключается в том, что производство с низкой зарплатой[219] и широким применением ручного труда является для экономики, ориентированной на сельское хозяйство, своеобразным трамплином. Европа и Северная Америка, где в эпоху Промышленной революции применялось потогонное производство, в итоге пришли к куда более высоким стандартам жизни. Эта стадия развития длилась более ста лет, потому что индустриализация была новым явлением. В XX же веке некоторые государства прошли этот этап гораздо быстрее. Четыре восточноазиатских «тигра» являют собой пример форсированного развития. Гонконг, Сингапур, Южная Корея и Тайвань, будучи в начале XX века бедными сельскохозяйственными регионами, к середине столетия эволюционировали в ориентированные на потогонное производство страны и в последние десятилетия превратились в ведущие индустриальные державы.