Умеющая слушать

На другой день собака изловила кролика, происшествие, честно говоря, более чем пустяковое: ну подумаешь, один из лильеберговских кроликов оказался загрызен, вместо того чтоб немного спустя по всем правилам кончить свои дни под ножом. Они тогда как раз сели за стол. Пес заскребся в дверь черного хода, и Матс впустил его в дом, а он подбежал к Анне и положил мертвого зверька к ее ногам. Анна уронила ложку в суп и побледнела.

– Матс, убери его, – сказала Катри. – Сейчас же.

Анна сидела как истукан, глядя в пол: крови вытекло мало, так, несколько капель. Катри вышла из-за стола и прикрыла злополучные пятна салфеткой.

– Ерунда, – сказала она, подойдя к Анне. – Не бери в голову.

– Возможно, ты и права. Садись, – пробормотала Анна и не спеша вернулась к еде. А через минуту добавила: – Катри, ты так добра ко мне.

Мертвого кролика выкинули на лед.

32

Ночами пес по-прежнему лаял, то далеко, то рядом с домом. К утру он поднимал вой. Долгие часы могла царить тишина, и все равно некоторые не спали, дожидаясь очередного завывания, и говорили друг другу:

– Слыхал? Ну в аккурат будто волк в лесу завелся. Знамо дело, у этакой хозяйки и псу счастья не видать. Пристрелить бы его.

Катри о собаке не заговаривала, однако выставляла во двор еду и питье. И Матс по ночам нет-нет да и сидел у кухонного окна, ждал, погасив свет и отворив двери. Лишь раз, на рассвете, он увидел собаку и, на цыпочках спустившись с крыльца, позвал ее в дом. Но она метнулась обратно в чащу. И Матс оставил свои попытки.

Как-то в воскресенье зашла в гости хозяйка Нюгорда, принесла в узелке свежий хлеб собственной выпечки, еще теплый.

– Фрёкен Эмелин, – начала она, – мне бы хотелось поговорить с вами наедине, если Катри не обидится. Ведь, как я понимаю, вы обедаете все вместе. – И без долгих проволочек она приступила к делу: – Я старше вас, фрёкен Эмелин, и по этой причине мне позволительно сказать о том, что в иных обстоятельствах легко обойти молчанием. По деревне идут кривотолки. Вот я и решила: дай-ка заверну в «Кролика» да разузнаю, что у вас тут творится.

– Что ж они говорят? – быстро спросила Анна. – Про меня – что́ говорят? И кто говорит? Лавочник?

– Миленькая моя, надо чуточку запастись терпением…

– Я и так знаю, – перебила Анна, – это он, наверняка он. Скверный человек, ненадежный. – На щеках у Анны выступили красные пятна, глаза стали колючими; она наклонилась к гостье. – Ведь это он, да? Признайтесь. Или хоть Лильеберги. Обманывают они. Матса обманывают. Ему постоянно недоплачивали, каждый знает. А связаны все эти кривотолки с лодкой, верно?

После долгого молчания Нюгордша серьезно проговорила:

– Чуяло мое сердце, не все у вас в порядке, ну а теперь я и вовсе убедилась: так оно и есть. Послушайте-ка меня, миленькая. Мы просто хотим, чтоб вам было хорошо. Отчего воет собака?

Анна резко отодвинула кофейную чашку.

– Простите, собственно, я не люблю кофе, раньше любила, то есть думала, что люблю… Не знаю. Не знаю, отчего она воет. И не хочу об этом говорить.

– Фрёкен Анна, лодка – ваш подарок?

– Нет, ее подарила Катри.

– Значит, Катри. Давненько, поди, в чулок откладывала.

– А если и так? – упрямо воскликнула Анна. – Катри долго, очень долго копила, и у нее все записано в тетрадке!

Гостья медленно кивнула.

– Н-да, – вздохнула она, – не у всякого голова на плечах есть, не у всякого.

Анна с прежней запальчивостью продолжала:

– Катри честная! Единственная, на кого можно положиться!

– Что ж вы так волнуетесь? Все мы знаем, что Катри Клинг девушка способная, старательная. Фрёкен Эмелин, миленькая…

Анна опять перебила:

– Не говорите мне «миленькая»… Погодите. Погодите минутку, это так, пустяки… – Она помолчала и добавила: – Всему виной возраст, оттого и глаза слезятся… Ну и весенний свет. Еще кофе?

– Нет, благодарю.

Хозяйка Нюгорда спокойно ждала, сложив руки на коленях. В конце концов Анна, собравшись с мыслями, рассказала о том, что уже давно ее тяготило: ведь она начала плохо отзываться о людях.

– Раньше со мной такого не бывало, поверьте, правда-правда. Даже маме моей люди говорили: «Чудная у вас дочка, слова дурного ни о ком не скажет». Я помню, точно помню. Но почему? Я что, верила им? Или все дело в умении прощать?

– Н-да, – сказала Нюгордша. – Много воды утекло с тех пор, и стоит ли ворошить прошлое?

– Но вы-то верите людям, да?

– Верю, конечно. Почему бы не верить? Хоть и сам видишь, как они себя ведут, и слухи доходят, да только это их печаль. Не верить, что они говорят, как думают, – еще горше и тяжелее.

– Смеркается, – сказала Анна. – Не смею вас задерживать.

– Мне спешить некуда, – отозвалась хозяйка Нюгорда, – прошло то времечко. Но в общем, наверное, пора идти. Иногда стоит и прикусить язык, чтоб не наговорить лишнего.

В ту же ночь вой прекратился.

33