Умеющая слушать

Близилась весна. Днем земля под деревьями от солнечного тепла курилась паром, а ночи стояли студеные, исчерна-синие. Полная сверкания и блеска, дивная пора. Лодка была почти готова к спуску на воду, но в «Кролике» никто о ней даже не заикался. Прилетели гаги. Однажды ночью потянуло ветром с моря. Катри лежала и слушала, вспоминая весенние ночи детства и ранней юности – тогда она часто ходила на берег, ждала, когда вскроется море. А как настанет время прилететь первым чайкам, шла встречать их, и обычно тою же ночью они прилетали.

Да, это всегда случалось ночью. Я стояла, и мерзла, и слушала, и была совершенно одна, наедине с природой и ночью, и так же терпелива, как сейчас. И планы у меня были такие же большие, как сейчас, я думала покорить далекий мир, но моим планам недоставало опоры и ясной цели, в них было лишь только упорство. Теперь-то я знаю, чего хочу.

Катри не спалось. На рассвете она встала, оделась и вышла на улицу. Дул ровный крепкий ветер, было не холодно. Совсем скоро взойдет солнце, и всюду: на берегу, на льду, на небе трепетал одинаково спокойный прозрачный свет, в котором не было красок. Стоя на дальнем конце рыбачьей пристани, Катри смотрела, как темный лед поднимается и опускается вместе с волнами в медлительном, долгом колыхании, то вверх, то вниз.

Но больших трещин пока не видно. Лед еще упругий. А далеко впереди, наверное, открытая вода. Лодку скоро спустят на воду. Почему же он все молчит…

Катри пошла дальше, к Маячному мысу, на полдороге она заметила пса, который следовал за нею по краю леса, временами скрываясь за деревьями, а у самого маяка исчез. Катри поднялась по ступенькам к запертой двери, солнце било ей прямо в глаза. Возле берега море вскрылось, тонкие льдины шуршали и шептались, ударяясь о камни, громоздились одна на другую, ломались. Вода была темная-темная.

Наскок был совершен без единого звука, но Катри почувствовала ярость пса, охваченного жаждой убийства, и потому, отпрянув к стене маяка, заслонила руками лицо. Прыжок был великолепен, вполне под стать громадному зверю, которому никогда не доводилось выложиться в полную силу; на миг горячее дыхание пса обожгло ей горло, когти царапнули бетон, и массивная туша отлетела назад. Неподвижные, они смотрели друг на друга желтыми глазами. И вот пес прижал уши, опустил хвост. А затем рывком повернулся и помчался на восток, прочь от деревни.

Когда Катри возвратилась домой, Матс был на заднем дворе, укладывал в поленницу дрова.

– Что случилось? – спросил он, едва увидев сестру.

– Ничего.

– Кто порвал тебе шубу?

– Пес. Но он промахнулся, ничего мне не сделалось.

Матс шагнул к ней.

– Ты все твердишь: ничего да ничего. Что с собакой?

– Убежала куда-то.

– Плохо дело, теперь уж, верно, не вернется. Одичает. Пропадет. А ты знай твердишь: ничего не случилось.

– Ладно тебе, – сказала Катри. – Что я, по-твоему, должна сделать?

– Позаботиться о ней! – воскликнул Матс. – Позаботиться! Ведь собака – твоя. Люди-то боятся.

– Матс, – сказала Катри, – ты поёшь с чужого голоса. Слишком много бывал с Анной. Смотри, ее общество тебе сейчас не очень полезно. – И Катри, не сдержавшись, крикнула в лицо любимому брату: – А ты как думаешь! Как думаешь! Разве я не старалась? Я заключила честную сделку, я старалась защитить, я подарила уверенность тому, у кого нет ни собственной уверенности, ни собственной цели, ничего вообще! Я подарила покой, я отдавала команды. Ну разве ты не видел, как я и пес шли по деревне, мы глядели на всех свысока и были точно одно существо, пес вышагивал уверенно и гордо, как король! Все дворняжки замолкали при виде нас. Мы могли положиться друг на друга, мы не бросали друг друга в беде, мы были одно, и я мечтала…

– О чем?

– Не знаю. Может, о том, чтоб вы мне верили, полагались на меня. Как закончишь, прикрой поленницу. За сараем кровельное железо валяется, его и возьми.

В передней Катри свернула свою шубу и запихала ее подальше в чулан, где семейство Эмелин хранило зимнюю обувь.

34

Ночи уже посветлели и становились все короче, и Катри потеряла сон. В конце концов она завесила окно одеялом, но без толку, все равно ведь знала, что снаружи весенняя ночь. Сон неразлучен с тьмою, светлые же ночи бессонны и полны тревоги.