Читаем Умение не дышать полностью

– Понятия не имею, о чем ты…

– Эй, оболтус!

По другую сторону дороги стоят приятели Диллона и машут ему руками как полоумные.

Несмотря на то что Диллон тот еще «ботаник», друзей у него в школе – тонны. Большинство из них я даже по имени не знаю, потому что они называют друг дружку дикими кличками или обращаются ругательными словечками вроде «оболтус» или «пьянь».

Диллона окликнул долговязый парень с черными волосами, стоящими торчком. Он всегда носит белые кроссовки «Адидас», хотя, по идее, ходить в школу в кроссовках не положено.

– Дильмейстер! Давай сюда! – кричит черноволосый.

– Попозже встретимся, о’кей? – говорит мне Диллон.

Он ждет, пока проедет машина, и бежит через дорогу. Парень в кроссовках машет мне рукой. Наверное, Диллон попросил своих дружков не обижать меня. Я машу рукой в ответ, сую руку в карман и смотрю себе под ноги.

Я одна. Теперь мне остается только подойти к девицам с дамскими сумочками вместо рюкзаков. Никак не могу понять, куда же они кладут учебники. Когда я рядом с Диллоном, эти девицы меня не трогают, а когда я одна, они окружают меня и начинают отпускать шуточки по поводу моей прически или обтягивающих брюк. Предводительница у них – Эйлса Фитцджеральд. Эйлса готова грубить всем подряд, но ее излюбленная мишень – я. С самого первого дня, когда мы встретились. Мальчик из другого класса столкнул ее в пруд возле школы. Я хотела помочь. Пыталась, но боялась свалиться в воду и утонуть. Я даже говорить не могла из-за своего треклятого ларингита. В общем, я побежала за учителем, но к тому времени, как я вернулась, половина школы успела полюбоваться Эйлсой Фитцджеральд, облепленной тиной. С тех пор Эйлса взяла за правило мстить мне и смеяться надо мной за мою трусость и молчание в тот день.

Эйлса налетает на меня, и я с трудом удерживаюсь на ногах. – Эй, ты еще тут? А мы-то все надеялись, что ты сдохла на каникулах, – говорит она.

Я иду вперед. Иногда мне хочется умереть, но кто же тогда будет присматривать за Эдди?

Глава восьмая

Фортроуз – самый крупный город на Черном острове, но все равно он маленький. В нем даже нет ни кинотеатра, ни боулинга. Посередине города извивается главная улица с убогими магазинчиками, притиснутыми друг к дружке. Летом в них продают лопаты и ведра, а зимой – зонтики. Из нормальных магазинов у нас только «Супердраг», «Ко-оп» и булочная.

Люди здесь хотят знать все про каждого. И почти все в Фортроузе знают, кто я такая.

«Ты ведь Элси Мэйн, да? – спрашивают меня. – Малышка Колина?»

У моего отца куча знакомых – в основном женщины.

Иногда я вру и говорю: «Вы, наверное, ошиблись». В ответ эти люди сочувственно кивают головой.

Кроме общего убожества и уймы любителей сунуть нос в чужие дела, в Фортроузе есть масса укромных местечек. На одном краю города находится пляж Роузмарки. Там вдоль берега торчат острые скалы и из воды высовываются морские выдры. А на другом краю есть маленькая бухточка, которая не видна с главной дороги. В бухточке причалены к берегу несколько рыбацких лодок. Мы с Диллоном не должны одни подходить к воде – ну, по крайней мере, нам этого никогда не разрешали. Иногда мне хочется думать, что этого правила больше не существует, потому что мама с папой особо про это не говорят, но время от времени кто-нибудь из них психует, если мы приходим домой поздно, и ругают нас за то, что мы купались. Запрет дурацкий, если задуматься, – как мы можем не подходить к воде, если мы окружены ею со всех сторон? У меня свое правило: подходить к воде – нормально. Главное, не входить в нее.

После школы Диллон уходит с Ларой – может быть, чтобы не слушать мои вопросы, – а я отправляюсь прямиком к бухте, к лодочному сараю. Сарай притулился у деревьев, растущих вдоль узкого галечного пляжа. Это высокая деревянная постройка с большими арочными дверями, выкрашенными красной краской, и крышей, покрытой металлическим шифером. Впритирку к лодочному сараю на покосившихся деревянных сваях стоит здание бывшего яхт-клуба. Яхт-клуб несколько лет назад перебрался в новенькое, с иголочки, здание в Инвернессе. Бухта там блестит и сверкает. Так что этот клуб заколочен, а лодочным сараем давно никто не пользуется. И это мое секретное укромное местечко. Мое убежище.

Когда я иду по берегу, в меня чуть не врезается чайка, и мне приходится свернуть к воде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза