Умение не дышать

Мне хочется сказать ей, что это я виновата, что я не помешала Диллону, что я позволила ему сотворить с собой такое, потому что была слишком занята, пыталась разобраться в собственной жизни. Но вместо этого я говорю ей про воду с лимоном. На бейджике, приколотом к халату, написано: «Доктор С. Шоу». Интересно, как же ее зовут? Сара. Или Салли. Или Серена, как ту теннисистку, которую обожает мой отец.

– Спасибо тебе, – говорит доктор Шоу. – Ты нам очень помогла.

Когда я возвращаюсь в комнату для родственников с двумя порциями кофе, я чувствую запах спиртного. Отдаю родителям пластиковые чашки и снова сажусь у двери.

– Где ты была? – спрашивает отец.

Я хмурю брови:

– Ходила за кофе для вас.

Отец отрешенно смотрит на чашку, которую держит в руке. Он выпивает кофе залпом и недовольно морщится – вкус ему явно не понравился.

– Ты посмотрела бы на себя, Элси. Чем ты занималась, хотел бы я знать?

Волосы у меня спутались и пропитались солью. От меня пахнет резиной, потом и Тэем.

– Я бегала. Пробежка у меня была.

Отец швыряет чашку на пол, пластмасса трескается.

– Ради бога! Я уехал от вас всего несколько недель назад, и вы только поглядите, что с вами творится!

– Не надо, Колин. Не сейчас. Сейчас главное – думать о Диллоне.

– О, вот как? Ты хочешь думать о Диллоне? – Отец разворачивается к матери всем телом, и у нее нет возможности отвести взгляд. – Ты теперь решила о сыне позаботиться, да? Что-то ты раньше о нем не шибко заботилась, когда торчала В ПАБЕ!

– А ты где был? – визжит мама.

Она вся дрожит. Отец вскакивает и выходит из комнаты.

В три часа ночи доктор Шоу велит нам идти домой. И у нас нет другого выбора – приходится остановиться в отцовской квартире в Инвернессе.

Я ложусь спать на диван – и не задерживаю дыхание, как делаю это теперь обычно перед сном. Вместо этого я делаю глубокие вдохи и считаю их… и считаю. Мама лежит на другом диване, поменьше, и хнычет. Я не подхожу к ней. Я смотрю на ее силуэт в полумраке и пытаюсь уложить в голове то, о чем мне сказал Диллон. Этого не может быть. Наверняка у Диллона мозг усох настолько, что он родителей собственных перепутал. В тот день мамы с нами не было. Она потом приехала на машине. Я это точно знаю. Я там была.

Когда воцаряется тишина, встаю и хожу по квартире. Ходить здесь особо некуда: ванная комната, кухня – и назад в гостиную. Прислоняюсь к кухонному шкафчику, и холод, исходящий от кафельных плиток на полу, прогоняет сонливость. На кухонном полу – двадцать шесть больших плиток. Над плитой двенадцать маленьких – серых, белых и черных. Брожу взглядом по орнаменту, слева направо, справа налево, сверху вниз, из угла в угол.

В половине восьмого утра звонит телефон. Нам нужно срочно ехать в больницу.

Доктор Шоу встречает нас в коридоре рядом с палатой. Я догадываюсь, что она не была дома и не спала, но вид у нее, тем не менее, свежий. Она говорит нам, что есть необходимость интубировать Диллона, чтобы наладить парентеральное питание. То есть ввести трубку в пищевод и закачивать через нее в желудок питательные смеси. У него слишком вяло бьется сердце, и к главным органам не поступает в достаточном количестве кислород. Больше ждать нельзя. Он может умереть.

– Дайте ему апельсинового сока, – дрожащим голосом предлагает мама.

Отец отталкивает меня в сторону, делает шаг к матери и хватает ее за плечи:

– Это не треклятая простуда, Селия. – Он цедит слова через оскаленные зубы и брызжет слюной. – Как ты могла не заметить, что он так исхудал?

– Это ты от нас ушел!

– Я думал, что ты все-таки начнешь заботиться о своих детях! А ты вместо этого засунула башку в бутылку. А с Элси что творится? Ты опять позволяешь ей пить!

– Ему нужен отец, – шипит в ответ мама. На меня она не смотрит.

Отец стискивает кулаки и делает медленный, долгий вдох. Мама смотрит на него, сверкая глазами. Они долго молча смотрят друг на друга. Наконец вмешивается доктор Шоу:

– Простите, пожалуйста, но ваш сын…

– Ради бога, делайте, что должны, – говорит ей отец. – Трубка – значит, пусть будет трубка.

– Хорошо, но проблема в том, что для введения трубки нам придется его обездвижить. За ночь нам удалось ввести в его организм некоторое количество жидкости с помощью капельниц, но он выдернул все катетеры из вен, и теперь мы не можем к нему приблизиться.

– Обездвижить? Ни в коем случае! Я не позволю вам прикасаться к моему сыну! Пустите меня к нему. Я уговорю его.

– Простите, но вас он видеть не хочет. Если вы не можете дать разрешение, нам придется делать разрез на гортани.

В итоге разрешение отец дает.

Доктор Шоу объясняет, что трубку для питания введут через нос, затем она спустится в глотку и через пищевод дойдет до желудка, после чего внутрь Диллона начнут закачивать жидкое питание.

– Вы же не будете делать ему больно, правда? – спрашиваю я. – Вы все будете делать осторожно?

Доктор Шоу кивает.

Мы втроем стоим в коридоре перед дверью палаты Диллона и слушаем, как он кричит и мечется по кровати. На пол со звоном падает что-то металлическое, звучит голос доктора Шоу:

– Глотай, глотай! Продолжай глотать.

Глава вторая