Умеренность. Путь к свободе, мудрости и величию

С раннего возраста отец знакомил Елизавету с государственными делами и обращался с ней как с равной. С подросткового возраста ее консультировал Черчилль, а на протяжении шести лет дважды в неделю обучал один из величайших английских специалистов по конституционному праву. Можете быть уверены: королева всегда знала больше, чем говорила.

Почти всегда она была более информированной и понимала историю вопроса лучше, чем премьер-министр, объяснявший проблему во время еженедельной аудиенции. И все же другие неизбежно больше говорили, а она в основном слушала. Ее устраивало, что ее недооценивают. Она была терпелива и понимала, что в конечном счете это будет оправданно.

Ум? Дисциплина на вершине встречается гораздо реже, чем гениальность.

Может быть, характер не так харизматичен, но он сохраняется. Он стабилен.

Тем не менее королева, как известно, читала все сообщения из красного чемоданчика, в котором ей доставляли самые важные министерские документы. Многие были скучными. Многие — умопомрачительно сложными.

Каждое утро Елизавета прочитывала шесть газет. Ее никто не принуждал, и никто никогда не расспрашивал об их содержании. Она могла бы попросить составлять для нее краткие сводки. Могла бы просто просматривать прессу. Но она так не поступала — читала. Несмотря на то что возможность использовать полученные знания ограничена законом. Тогда зачем читала? Потому что для нее это был самый верный способ выполнять свой долг.

Фактически у королевы был только один инструмент влияния, и она использовала его в своей рассудительной и сдержанной манере: задавала вопросы. Если ее что-то беспокоило или у нее находились возражения, она запрашивала дополнительную информацию — сверх той, что имелась в красном чемоданчике или в прессе. Иногда об одном и том же по несколько раз, пока потенциальная проблема не прояснялась для соответствующих политических кругов. Елизавета не говорила прямо, что, по ее мнению, нужно сделать, но со временем это становилось вполне понятно.

«В чем она блистала, так это в своей тишине, — заметил один пресс-секретарь. — В весьма шумном мире, где люди постоянно хотят выразить себя или дать волю эмоциям, королева вела себя иначе».

У нее отсутствовало право на политические взгляды, но она была достаточно сильна и делала то, на что не способны большинство мировых лидеров, не говоря уже об обычных людях: она воздерживалась от выражения мнения о том, что лежит вне ее контроля.

Можно сказать, Елизавета II всю жизнь изучала человеческое поведение. Она не разочаровалась в ограничениях и обязанностях своего положения — напротив, нашла в нем свободу и направила энергию в продуктивное русло. Помощники считали отдельные мероприятия мучительно скучными, а королева всегда находила в них что-нибудь интересненькое.

«Разве вы не поняли, что отец этого парня был сыном камердинера моего отца?» — оживленно произносила она после затянувшегося обеда. «Заметили у того мужчины красные носки?» — спрашивала после публичного мероприятия. «Почему в галерее был лишний дирижер?» — интересовалась после концерта. Елизавета подмечала даже то, что пропустила ее служба безопасности. «Что случилось с солдатом?» — это был вопрос о молодом человеке, порезавшем руку о штык. И командир, считающий, что подобные мелочи совершенно его не касаются, не мог не ответить королеве.

Слабый ум требует постоянного развлечения и стимулирования. Сильный ум может занять себя сам и — что более важно — способен в необходимые моменты быть спокойным и бдительным.

Зная, что выдерживала королева, легко подумать: как традиционалистка в самой консервативной из профессий, она по крайней мере была защищена от сюрпризов. На деле же именно неожиданности стали самой большой и постоянной проблемой в ее жизни.

Когда Елизавета родилась, на планете попросту еще не существовало большинства современных государств. Мир переменился, буквально переделал себя за время ее царствования.

Ее работа заключалась в том, чтобы сохранить монархию как свой институт и одновременно приспособить его к быстро меняющемуся будущему. Елизавету именовали последним бастионом стандартов, и все же почти все они на протяжении многих лет переоценивались, корректировались и переосмысливались — в некоторых случаях многократно.

«Изменения превратились в постоянство, — сказала она. — Управление ими стало развивающейся дисциплиной». Возможно, именно поэтому в ее рамках королевский двор принял в качестве своеобразного девиза слова итальянского аристократа и писателя Джузеппе Томази ди Лампедузы: «Чтобы все осталось по-прежнему, все должно измениться».