Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

«Это если смотреть с твоей низенькой и кривой колоколенки… — Я терпеливо растолковывал ему. Ребята мои с трудом сдерживались, чтобы не схватить этого гордеца и не отбуксировать на уличную скамейку, чтоб не путался под ногами при обыске. — Ты — наемный работник и за хорошую плату выполнишь любое, даже преступное, задание. А мы сражаемся за идею, и нас не купить ни за какие деньги».

«Вы любое существо, которое мало-мальски от вас отличается, готовы объявить чудовищем и извести под корень, — не сдавался Парфений. — Ваша Гильдия — машина подавления всего, что не похоже на вас самих, не подходит под стандарт, утвержденный тыщу лет назад. Странно, что вы до сих пор не приговорили всех магов!»

«Ладно. — Терпение лопнуло и у меня. — Отойди-ка с дороги. Проверим твой домик: нет ли кого постороннего?» Нам действительно нужны были лишь пригретые этим олухом чудовища. А он вдруг вздыбился: «Только через мой труп!»

Старший ловец Чеботарев возьми да пошути: «За этим дело не станет». Маг побелел весь, глаза вспыхнули. Взметнул руки, и тут за его спиной полыхнуло. Печная труба вылетела из крыши, словно ракета. Из щелей дома рванулось пламя, над нашими головами понеслись доски, осколки стекла, листы шифера. Нас разбросало как игрушечных солдатиков. А самого Парфения шибануло сорванной с петель дверью — летел он аки птица, перемахнул открытую калитку и жахнулся головой о булыжную мостовую. Треснула черепушка арбузом перезрелым…

Когда мы поднялись с земли и отряхнулись, нащупал я у себя на затылке здоровенную шишку. Но хреново мне было не от этого. Обитали чудовища в доме или нет — теперь не узнаешь, а вот помер человек — обратно не воротишь. И быть может, не самый плохой человек…

Я молча похлопал Ефима по сгибу локтя. После каменской бойни разве могу я судить младшего логика, оказавшегося невольным виновником чужой гибели? И в силах ли я сопереживать несчастному, запуганному магу?

У меня давно сложилось личное отношение ко всей этой братии — магам, кудесникам, колдунам. С трудом сдерживаемая неприязнь — я бы так его назвал. Слишком легко обратить их способности во зло. Позволить магам свободно практиковать — то же самое, что дать малому ребенку играть спичками или, хуже того, гранатой с запалом. Понятно, отчего Гильдия норовит поставить каждого мага под свой негласный контроль. А они, само собой, нас ненавидят и сопротивляются изо всех сил.

Миновав богатую деревню Нестерове, я впервые чувствую «запах опасности».

— К бою, — говорю я Копелеву, и водитель зябко поводит плечами.

Впереди, на вершине холма, какое-то темное пятно. Резко тормозим. Два мотора разворачиваются и стоят, не глуша движков. Мы с Ефимом на головной машине трогаемся с места и на первой передаче едем дальше. Каждую секунду ждем выстрелов. Их нет.

Пятно увеличивается в размерах. Это два развернутых поперек бетонки фургона с брезентовым верхом. В таких фургонах возят солдат или жандармов. Рядом с ними — человек десять в защитного цвета форме и при оружии. Боевой техники не видно. Кордон поставлен грамотно — с холма простреливается большущий отрезок дороги. И что творится за фургонами, нам не видать.

Продолжаем сближение. Начальник разведки поглядывает на меня, хочет понять по лицу, что у меня на уме. Остановиться или повернуть не предлагает.

— Смерти ищешь, командир? — не выдержав, наконец спрашивает Копелев. Я отвечаю:

— Победы ищу. — И, открывая дверцу: — Сейчас побеседуем…

«Пээр» с натугой взбирается по склону, я ставлю ногу на приступку, готовясь выскочить из машины. Оружие мое наготове — и «дыродел», и меч, и револьвер. Гранаты, понятное дело, на поясе.

Оказывается, кордон казачий. Казаки с непонятным ужасом смотрят на и-чу, не двигаясь с места. Это не боевая группа, а воинское стадо — решаю я и разом успокаиваюсь. Если понадобится, справлюсь с ними в одиночку. Даст бог, не придется.

— Вы это… — выкатив глаза, бормочет есаул, когда я соскакиваю на бетон. Он здесь старший по чину. — Вы как?..

— Что «как»? — вопросом на вопрос отвечаю я и, единым махом преодолев разделяющее нас пространство, приставляю револьвер к его виску. Эти обалдуи даже не успевают вскинуть карабины.

— Ты чего?.. Не балуй… — бормочет есаул, а я разворачиваю его грудью к остальным и оказываюсь у него за спиной. Загородившись телом заложника, слышу, как сзади приближается подмога: Ефим и еще один разведчик.

— Какого черта?! Кто приказал?! — рявкаю я на казачьих кордонщиков. — Убрать рухлядь с дороги!

И тут на глаза мне попадается вереница машин и повозок, скопившаяся на невидимом доселе обратном склоне холма. Возницы и шоферы сидят на обочинах, покуривая и обсуждая проклятущую жизнь-житуху.

— Да мы что… Мы сейчас… — Низенький подхорунжий бросается к кабине левого мотора.

— Стоять!

Он замирает.

— Повторяю вопрос! Кто приказал?! — страшным голосом рычу я, и есаул отвечает неожиданно внятно:

— Командующий округом. На два часа: с двенадцати пополудни до двух дня.

— А потом? — спрашиваю я уже без угрозы, смотрю на часы: полвторого.

— Освободить дорогу и вернуться в казармы.

— И зачем было ее перекрывать?

— Не могу знать.