Кто такой Робин Гуд, Иван Николаев знал. Когда в госпитале лежал, читали им милосердные сестрички разные книги. А что непонятно — своими словами пересказывали. Был там роман про рыцаря, который из крестового похода приехал, а потом в своей стране на состязаниях рыцарских победил да в плен попал. И выручали парня разбойники во главе с атаманом и неизвестный рыцарь, оказавшийся королем. Все, конечно же, закончилось хорошо. Как называлась книга, Иван не помнил, но про разбойников и атамана отложилось в памяти. Тем более что сестричка про этого парня в других книжках читала и раненым пересказала — жил Робин Гуц давным-давно, в Антии, не из господ он, но и не из простых крестьян, а вроде как однодворец. Потом у него землю отобрали, так он в лес ушел, собрал дружков и начал грабить богачей, что через лес ехали. У богачей отбирал, бедным раздавал. А, он еще из лука за версту в цель попадал. За версту — вранье, конечно, но если и полверсты, так и то неплохо.
Вроде бы молодец этот Робин Гуц, только Ивана смущало (раньше не думал, а теперь пришлось) — а на что он шайку-то содержал, если все деньги раздавал? Свое хозяйство имел? Это вряд ли. Разбойники, они как солдаты, должны постоянно в ратном деле тренироваться, а коли начнут хозяйственными делами заниматься, то пропадут как боевая единица. Бандитов поить-кормить надо, бельишко им стирать, мыть. Иначе завшивеют, коростами покроются. А спать в лесу круглый год? А если все богатеи знают, где злые разбойники сидят, то они туда и носа не покажут, за семь верст объедут. Выходит, приходилось банде находиться на иждивении крестьян. Или этих же крестьян грабить. Но для бедняков — что постой, что грабеж одинаково.
Петроград не английский лес и не херсонская степь, богачей хватает. Но уж очень бывшему солдату не нравились люди, желающие примазаться к Ленькиной славе, всеми правдами и неправдами прибивающиеся к их команде. Какие-то Сашки-Паны, Мишки Корявые. Тьфу. Не люди, а клички собачьи. Это как в двадцатом, когда Красная Армия с победой в Крым шла, добровольцы в нее и повалили. А где они были в восемнадцатом, когда беляки лезли со всех сторон? Или в девятнадцатом, когда Деникин на Москву пер? Небось у беляков и были. Мало народу — плохо, много — тоже нехорошо. Как их понять-проверить, за идею пришли служить или просто пограбить? Говорил Иван с Пантелеевым, с Гавриковым о том, но отцы-основатели лишь отмахивались — мол, это и хорошо, что народу много, значит, поддерживает народ. Хм… поддерживает. Не случилось бы с Леонидом то же, как с Робин Гудом. Того-то предатель в спину стрельнул.
С недавних пор Иван начал разочаровываться в том, что они делают. Ну, ограбили с десяток совбуров, деньги раздали, а толку? Что, после налетов лавки да ювелирные магазины позакрывались, нэпманы шиковать перестали, а народ стал лучше жить? Шиш! Народ как голодовал, так и продолжает голодовать, а нэпманы как жировали, так и жируют!
Иван Николаев вообще не понимал, почему их до сих пор не поймали или не перестреляли. Питер — город огромный, но, коли угрозыск соединится с ГПУ, от их банды мокрого места не останется. Везет? Или, как болтали, Леньке Пантелееву дружки из ГПУ помогают? Так или нет, но ноги уносить надо. Был ему сегодня знак. Иван никогда никому не рассказывал, да и сам до конца не понимал — было ли такое, поблазнилось ли, но верил. Это батьке Афиногену хорошо говорить, что Бога нет, а не ему, вспоминавшего Всевышнего перед каждой атакой.
А все началось давно, когда он с приятелем Андрюхой ходил искать клад! Понесло их в Белозерский уезд, где стоял когда-то монастырь. От Демьянки часа четыре пилили, но дошли. От монастыря остались лишь руины каменной церкви да заброшенное кладбище с обвалившимися могилами. С одной стороны покоились монахи, с другой — миряне. Где искать клад, мальчишки представления не имели. Может, в могилах? Иван подошел к одной, где вместо привычного холмика лежали четыре небольшие каменные плиты с полустершейся надписью, писанной, как в церковной книге: "АгрфнаМтнки-накрсткадвкаушлкГспдучетрндцтилетъ". В Абакановской двуклассной им говорили, что когда-то слова писали слитно, а некоторые буквы выносили наверх, либо совсем не использовали. Ну, если на камне писать, то каждая буква — тяжелый труд! Иван сумел понять, что в могиле лежит какая-то Аграфена Мотинкина, крестьянская девка, помершая в четырнадцать лет. Почитай, ровесница. Иван представил себе девчонку — в сарафане, с босыми ногами, белозубую. И не важно, что ее нет в живых лет двести.
Оторвав взгляд от могильной плиты, Иван опешил — за ближней березой (старой, втроем не обхватить!) стоял незнакомый черный мужик. Длинный, в долгополом балахоне, как монахов в книжках рисуют, но почему-то без лица. Иван решил поинтересоваться, что тут дядька делает, сделал шаг вперед, но черный мужик как-то быстро — глазом не успел моргнуть, оказался у другого дерева.