Умереть на сцене

— Как интересно. — Я наконец нашла нужную страницу. — А вот еще госпожа Завойтова? Господин Сударушкин? Валерия Барсукова?

Я называла фамилии, а Феликс Семенович старательно кивал, подтверждая:

— Да… Каждый месяц… Валерия Павловна нечасто нас балует, но уж пару раз за год… — А когда я замолчала, добавил: — Но зачем вам это? Разве они могут иметь какое-то отношение ко всему, что тут у нас случилось? Конечно, они, можно сказать, люди театру не чужие, Сударушкин даже помогает иногда, в меру сил, но с нашими внутренними делами они никак не связаны!

— Пока не знаю, — честно призналась я. — А с Костровой они были знакомы?

— Да. И с Галей, и с Андреем Борисовичем, вообще — со всей, так сказать, верхушкой. Но такое, так сказать, шапочное знакомство, не больше. Разве что, Анна Гавриловна, супруга ректора, со многими нашими общается — она дама светская, устроила что-то вроде салона для людей искусства. Но я не понимаю…

— Я сама не очень пока понимаю, — прижала я блокнот к груди. — Давайте о другом поговорим. Я тут пообщалась с людьми, услышала много интересного и, боюсь, немного запуталась. Понятно, что между артистами довольно сложные взаимоотношения, но логика все равно должна присутствовать. А как объяснить, например, то, что Савицкого, который своей неприязни к Костровой не скрывал и не скрывает, никто даже не упомянул в качестве подозреваемого?

— Да что ж тут объяснять? Они, конечно, артисты, но в основном порядочные люди, — не слишком внятно откликнулся Феликс Семенович. — Потому и молчат.

— И как это связано?

— Ну-у… Станислав действительно Галочку откровенно ненавидит… ненавидел. Понимаете, он привык к уважению, у него звание, почет. И вдруг какая-то, по его понятиям, пигалица, пусть и талантливая, начинает над ним демонстративно, принародно издеваться. Он, конечно, тоже не аленький цветочек, спуску ей не давал… в общем, их взаимоотношения — это непрерывная Сталинградская битва со спецэффектами. Как Андрей Борисович ни старался их помирить и подружить, ничего у него не получилось: Станислав Галочку ненавидит, Галочка его презирает, а массовка развлекается за их счет.

— Вот я и спрашиваю: ненавидит настолько, что даже на тот свет отправить готов? — уточнила я.

Феликс Семенович криво усмехнулся:

— Да откуда же мне знать? Но Станислав с большим удовольствием, я бы даже сказал вдохновенно, делился с народом своими мечтами, как он лично эту тварь, Галочку то есть, тихо отравит.

Я напряглась, а он, не обращая на меня внимания, продолжал:

— Или утопит. Или казнит через повешение на главной площади города. Или макнет в деготь, вываляет в вороньих перьях, привяжет к шесту и пронесет по центральной улице с последующим четвертованием все на той же главной площади. Жестокость способа обычно зависит от количества и градуса употребляемого перед этим напитка.

— Тогда мне тем более непонятно, как же так вышло, что никто не только всерьез не рассматривает его кандидатуру в убийцы, но и даже не упоминает о нем! Марину обсуждают, Андрея Борисовича, Светлану Мартынову, даже вас! А про человека, который покойницу ненавидел и откровенно мечтал собственными руками жизни лишить, никто не вспомнил! Почему?

— Поэтому и не вспоминают. Я же говорю: порядочные люди! А вдруг это действительно он? И что, закладывать его теперь? Нет, если в полиции сами докопаются, — это одно, а доносить на своего брата артиста как-то нехорошо…

— Странно у вас получается. То есть те, о ком охотно говорят и чуть ли не впрямую обвиняют, на самом деле вне подозрений? Вам самому не кажется, что это нелепо?

— Так ведь мы в театре, Риточка! Здесь играют, здесь логика не в чести, чувства важнее! А вообще, если честно, у нас каждый хоть разочек помечтал о том, как собственными руками придушит красу и гордость нашего областного театра!

— Жутковато звучит. По вашему мнению, любой, кто имел дело с Костровой, имел мотив для убийства? Вам не кажется, что вы разворачиваете передо мной слишком большой фронт работ?

— Хм. Я немного не это имел в виду. От мотива до реального убийства, согласитесь, довольно большое расстояние. Тем более отравление… если бы Галочку ударили, например, молотком в состоянии аффекта — это одно. Как бы ни страшно это звучало, такое может случиться с каждым. Но тут преступление продуманное, подготовленное — на такое не каждый способен.

— И у вас есть предположения, кто именно способен?

Он медленно покачал головой:

— Нет. Я, конечно, думал, да и конкуренты ваши, полицейские, немало времени на меня потратили. Честно говоря, утомили они меня изрядно, до сих пор в себя прийти не могу. Еще раз говорю, Галочку многие недолюбливали, но кто мог ее настолько ненавидеть, не представляю. Тем более так все нелепо… абсолютно бредовая смесь трагедии и фарса. Так что Андрея Борисовича смело можете вычеркивать — если бы он в каком-нибудь помутнении рассудка вдруг решил избавиться от супруги, он ни в коем случае не обставил это подобным образом. У Рестаева есть вкус и стиль.