Умереть в Италбаре

Разведчики нашли человека на тропе и с помощью одеял и воды несколько облегчили его страдания. Ожидая прибытия вызванного аэрокара, они вслушивались в его слова, которые то путались от приступов жара, то вновь обретали смысл, когда приступы ослабевали.

— …разборчиво, — говорил он, глядя мимо них в небо. — Хоть и чокнутый, но говорил разборчиво. Не знаю… Ага, вспомнил. Худой. Худой, грязный, весь в болячках. Я был у склада, когда он появился… Нет. Волосы, как грязный нимб. Ваш незнакомец. Пришёл… не знаю откуда. Дайте попить… спасибо. Не знаю… Откуда он шёл? Он не сказал. Он говорил. Не помню, что именно… Чудно… Это и был тот, про кого вы спрашиваете. Не сказал своего имени. Оно ему и не нужно. Влез на ящик и начал говорить… Никто не остановил его, не сказал, чтобы он убирался прочь... Он… не помню. что он говорил. Он совсем чокнутый… Но говорил. А мы слушали. У нас мало развлечений… Он вроде бы проповедовал… но не совсем. Проклинал, наверное. Не помню… Стоп. Подождите. Ещё водички. Спасибо. Смешно… Чокнутый проповедник. Жизнь и смерть… Вот оно! Конечно! Как всё умрёт. А мы слушали. Не знаю, почему. Мы знали, что он чокнутый. Все так сказали… когда он ушёл. Но никто не перебивал его. Словно… Пока он говорил, мы верили ему. Он был… прав. Чокнутый, но прав… Нет, я не видел, в какую сторону он ушёл. Хотите его послушать? Сэм, он тут главный… записал кое-что. Потом дал нам послушать… Однако без него всё звучит по-другому. Мы смеялись, когда слушали запись… Просто чокнутый, вот и всё. Попросите Сэма, если только он не стёр. Послушайте его сами… Тогда меня и начало трясти. Боже! Да он же был прав! Он был, наверное… кажется…

Разведчики доложили обо всем своему командиру и, после того, как больного забрали, пошли далыше, прочёсывая местность, останавливаясь кому-нибудь помочь или что-нибудь записать, хороня мёртвых, утешая умирающих, переговариваясь по радио с другими группами, прочёсывая поляны, обыскивая дома, взбираясь на холмы. Разведчики.

Из закоулков неба полезли облака, и они начали проклинать надвигающийся шторм, который промочит их ботинки и инфракрасные теплоискатели. Один, который знал историю, проклял даже Фрэнсиса Сэндо, который спроектировал и построил планету, названную Вершина.

* * *

Словно ковры, развернулись облака, таща за собой обтрёпанную бахрому, устремились к некоей точке между небом и землёй, смешали голубизну неба своей жемчужной серостью, из которой медленно исчезла вся прозрачность, и вот уже взгромоздились новые слои облаков, взбираясь выше и давя то, что под ними, затемняя, уменьшая, размывая очертания деревьев и скальных вершин, превращая ползающих по земле людей и животных в туманные тени; но дождя всё не было, туман поднялся, новая роса выступила на травах, окна покрылись капельками влаги; влага собралась, побежала ввиз, закапала с листьев, звуки исказились, словно мир окутался ватой; птицы летели к холмам низко, ветры затихли, и мелкие зверюшки затаились, подняли мордочки, встряхнулись, нагнули головки, пошли дальше, за холмами, скрытые туманом, на местности, уже прочёсанной разведчиками, и гром затаил дыхание, молния сдержала свой удар, дождь остался непролитым, температура покатилась вниз, облако упало на облако, радуга рассыпалась, краски вытекли, мир превратился в пустой экран, по краям которого ползало что-то мокрое неправильной формы.

* * *

Подпирая большими пальцами челюсть, приложив кулаки к щеке, доктор Пелс вслушивался в хриплый голос:

— Я… кто посмел сказать, что имеет право на жизнь? Я… Космос не гарантирует жизни. Наоборот! Единственное обещание, которое даёт и держит Вселенная — смерть! Я… Кто сказал, что жизни положено процветать? Все факты говорят об обратном! Всё, что поднялось из первобытной слизи, в конце концов исчезло! Каждое звено в исполинской цепи живых существ привлекает к себе то, что порвёт эту цепь! Жизнь пожирает сама себя и сгибается под тяжестью мёртвой природы! Почему? А почему бы и нет? Я…

— …виновны! В том, что существуете. Вглядитесь в себя, и вам откроется истина… Посмотрите на скалы в пустыне! Они не производят себе подобных, в них нет ни мыслей, ни желаний. Ничто живое не может сравниться с кристаллом в его молчаливом совершенстве! Я…

— …не говорите мне ни о святости жизни, ни о её приспособляемости. Каждый новый шаг в адаптации влечёт за собой ещё более мрачный ответ, и эхо его в порошок стирает возгласившего о жизни. Только покой свят. Отсутствие слуха порождает мистические звуки. Я…

— ...был, сотворив из своего дерьма жизнь. Но и вы виновны. В том, что существуете. Наш угол Вселенной загажен! Из дерьма богов произросла зараза жизни… Вот она, святость! Всё, что живёт — зараза для чего-нибудь другого! Пожрав сами себя, мы сгинем! Скоро, совсем скоро! Я…

— Я… Братья! Восславьте камень! Он не страдает! Радуйтесь и незамутнённой воде, и воздуху, и скале! Завидуйте кристаллам! Скоро мы станем похожими на них — совершенными, молчаливым…

— Просите не о спасении, но о том, чтобы грядущее не торопилось — наслаждайтесь агонией, наступающим покоем! Я… Я… Я…