Умереть в Париже. Избранные произведения

Только через пять недель доктор Н. наконец разрешил мне покинуть клинику. До сих пор помню, какой это был радостный день. В комнату проникали столь редкие зимой неяркие и ласковые солнечные лучи, на ковёр ложилась красивая узорчатая тень от кружевной занавески… В моей памяти запечатлелось всё до последних мелочей. Словно готовясь к возвращению домой из далёкого путешествия, я старательно подкрасилась и облачилась в свою лучшую каракулевую шубу, которую муж по моей просьбе принёс из дома. Он смеялся над этой шубой, говорил, что довольно было бы просто тёплого пальто, но я так долго мечтала об этом дне, так по-детски радовалась, заранее обдумывая наряд для своего триумфального возвращения! Что касается тебя, то о твоём наряде позаботилась новая няня: ты была вся в белом с головы до ног и завёрнута в тёплое белое пальтишко. До автомобиля, который ждал нас у входа, Миямура донёс тебя сам, отказавшись передать няне. Глядя на то, как осторожно он тебя нёс, я изнемогала от счастья. Материнская и женская гордость переполняла мне грудь, и, не чуя под собою ног, я шла по длинному коридору рядом с мужем.

Если прежде между нами с мужем всегда стоял образ Марико Аоки, то с тех пор другая Марико, наша Марико, крепко соединила нас. Я больше не сомневалась в Миямуре и готовилась растить тебя, благодаря судьбу за ниспосланное мне счастье…

С такими мыслями твоя счастливая мать покинула клинику. В автомобиле Миямура всё время держал тебя на руках. Ещё находясь в клинике, я поняла, как любит Миямура детей, как он любит тебя. Почти каждый день, возвращаясь домой из института, он делал большой крюк, чтобы зайти в клинику, причём не столько для того, чтобы навестить меня, сколько для того, чтобы заглянуть в твою колыбельку. Тебе достаточно было скривить личико, и он приходил в восторг:

— Смотри, она уже улыбается!

Я радовалась, открыв для себя совершенно нового Миямуру, и терялась в догадках, размышляя над тем, где в прежнем неприступно суровом Миямуре мог прятаться этот новый, трогательно восторженный и по-детски наивный, который так обрадовался твоему появлению на свет и готов был часами сидеть у твоей колыбели и смотреть на тебя? Но когда я увидела, что он, даже садясь в автомобиль, не отдал тебя няне и всю дорогу неловко держал на руках. Ах, как я была счастлива! "Этот человек великодушен и добр, — думала я, — он любит нашего ребёнка, а значит, и меня, свою жену, не может не любить. Какое счастье, что у меня такой муж!" И, преисполненная гордости, я решила не жалеть усилий, чтобы стать достойной его…

Прощаясь со мной, доктора Н. и Б. в один голос сказали:

— Мадам, отныне вам надо хорошо питаться, много спать, много отдыхать и по возможности не простужаться.

Но эти слова сразу же вылетели у меня из головы, ликующая радость переполняла моё сердце, мне казалось, я стою на пороге новой, счастливой жизни.

Я где-то слышала, что роды обновляют женский организм, и, наверное, очень хотела этому верить, во всяком случае, выйдя из-под присмотра врачей, тут же утвердилась в мысли, что теперь я так же здорова, как и прежде. Сейчас-то я понимаю, что при всей моей тогдашней самонадеянности я мало чем отличалась от своей невежественной матери. Ведь она в письмах совершенно серьёзно советовала мне отправить тебя с кем-нибудь в Японию, полагая, что если я по состоянию здоровья не могу тебя растить, то должна предоставить это ей, и она-то уж прекрасно с этим справится. Показывая письма матери Миямуре, я смеялась над её невежеством: а правда, почему бы не отправить тебя в Японию, как посылку… Однако я и сама была ничуть не лучше, такая же глупая, не считающаяся с доводами разума женщина…

— Ну, наконец-то наша принцесса пожаловала! — Мадам Демольер радостно выкатилась к воротам нам навстречу. Она действительно не пожалела сил, чтобы принять тебя как принцессу. Стены в доме были оклеены новыми светлыми обоями. Во всех комнатах с самого утра топились камины. Первая из трёх больших, выходящих на юг комнат была детской, в соседней помещался Миямура, а в следующей за ней — я. Одеяла и белоснежные простыни были совершенно новыми. В довершение всего в каждой комнате стояли новые столы и стулья… В прежние времена, когда здесь жил профессор Андо, дом выглядел совсем по-другому. Семейство Демольер перебралось в какую-то каморку, а выходящая на северную сторону комната, где раньше жила мадам, была переделана в столовую, и туда перенесли рояль малыша Роже. Миямура говорил мне, что гнёздышко для нас троих уже готово, но подробности он приберёг до дня моего выхода из клиники, и я не знала, что дом госпожи Демольер оказался почти полностью в нашем распоряжении. Тем приятнее я была удивлена.