Умереть в Париже. Избранные произведения

Я с благодарностью пожала руку мадам Демольер. За годы, проведённые за границей, я успела смириться с тем, что в здешней жизни главное — получение прибыли, но мадам встретила нас с таким искренним радушием! Её зеленоватые глаза, в которых, словно в окошках, виднелась чистая душа, смотрели на меня так приветливо! В прежние времена, когда здесь жил профессор Андо, я считала его хозяйку обычной деревенской простушкой и была приятно удивлена, увидев перед собой благочестивую христианку с чутким, отзывчивым сердцем…

— Нет, благодарить надо Бога. Я потеряла мужа, а Господь послал мне взамен трёх чад своих, — улыбнулась мадам и, сжимая мою руку, провела на кухню.

Со стороны главного входа в кухню надо было спускаться по лестнице, но если смотреть с противоположной стороны, то получалось, что она находится на первом этаже, это было совершенно отдельное помещение, просторное и чистое. Расположенная рядом комната для прислуги оказалась переделанной, там стояла белоснежная ванна. Наверное, её-то и хотела мне показать мадам Демольер.

— Вот уж не представляла себе, что моя жизнь вдруг так изменится, — говорила она. — И благодарю за это Господа. Ведь если б не вы и не наша маленькая принцесса, я бы не могла позволить себе такую роскошь.

И она с радостным видом принялась показывать мне горячую воду в специальном резервуаре, кучу угля, подготовленную в чулане…

Онемев от изумления, я с восторгом взирала на чудо, совершенное Миямурой, но внезапно мой восторг омрачила тревожная мысль: а кто оплатил все необходимые расходы? Если Миямура, то каким образом ему удалось это сделать? И когда ты, моя милая Марико, ничуть не удивившись своему первому в жизни путешествию и не желая нарушать обычаев, уже сложившихся в твоей жизни, спокойно уснула, а мы с твоим отцом остались вдвоём, я тут же задала ему этот вопрос. Однако он поспешил обратить всё в шутку, будто это пустяки, не стоящие моего внимания:

— Считай, что это послал тебе Господь, и прими со смирением. И вообще, чем волновать себя такими мелочами, ты бы лучше заботилась о том, чтобы побыстрее выздороветь. Ради нашего ребёнка и ради меня.

Подойдя на цыпочках к двери твоей комнаты, Миямура тихонько заглянул туда и некоторое время стоял прислушиваясь. Потом как-то суетливо стал проверять, не слишком ли высокая температура в комнате, спрашивал, не устала ли я, предлагал прилечь отдохнуть…

Но я со своим беспокойным характером не удовлетворилась его объяснениями, а продолжала приставать к нему, желая узнать-таки, в каком положении находятся наши финансовые дела. Клиника, в которой я рожала, была очень дорогая, впредь наши расходы будут только возрастать: деньги понадобятся и на тебя и на няню, и если при этом мы станем обустраивать дом мадам Демольер как свой собственный, то от нашего аккредитива в Токийском валютном банке очень скоро ничего не останется и надо будет просить помощи у отца, а мне не хотелось бы лишний раз клянчить у него деньги. Ведь мой отец на каждую мою просьбу отвечал: "Ты должна помнить, Синко, что у меня есть и другие дети!" Всё это я нудно пыталась объяснить Миямуре. Он внимательно выслушал меня, а потом совершенно спокойно сказал:

— Курс франка сейчас очень низкий, так что о деньгах не беспокойся. Положись на меня, ты должна чувствовать себя как за каменной стеной и заботиться только о собственном здоровье. Именно оно сейчас для нас самое главное, и мы будем жить так, как лучше для тебя, пусть даже ты станешь из-за этого эгоисткой.

С этими словами он достал аккредитив Токийского валютного банка, сберегательную книжку банка "Лионский кредит" и передал мне.

Миямура всегда жил бедно, но сердце у него было богатое. А в моём царила нищета, хотя я была из богатой семьи и привыкла жить в роскоши. Открыв аккредитив и книжку, я обнаружила, что с нашего счёта в "Лионском кредите" была снята только сумма, необходимая для оплаты моего пребывания в клинике, а к аккредитиву муж ещё не притрагивался. Успокоившись, я больше уже не интересовалась, где Миямура и мадам раздобыли деньги. Потом совершенно случайно я узнала, что дядюшка Исидзаки, который очень любил мужа ещё со студенческих времён, тайком от тёти прислал ему некоторую сумму на эксперименты, тот же все эти деньги потратил на меня. В свою очередь, мадам Демольер, восхищённая его щедростью, продала бриллиантовые серьги, оставшиеся ей от бабушки, — когда-то она мне показывала их и с детской гордостью объясняла, сколько в них карат. Вырученных денег хватило, чтобы покрыть две трети стоимости оборудования, оставшуюся же одну треть она постаралась восполнить тем, что снизила нам ежемесячную плату за квартиру. Когда я услышала об этом, в груди у меня потеплело от благодарности. Однако быть довольной не в моём характере, я тут же возмутилась, почему муж не рассказал мне об этом раньше…