Умереть в Париже. Избранные произведения

У круглолицей Каннон были узкие глаза, большой приплюснутый нос; она улыбалась, чуть приоткрыв рот, обнажая белые зубы. Невысокого роста, округло-полнотелая — очертания её фигуры явственно ощущались даже под складками одежд. В плавных линиях её чуть приподнятой ладони, в её пальцах бежала живая кровь. Более того, на ней было ярко-красное одеяние. Казалось, перед друзьями в образе Каннон неожиданно явилась здесь, словно во вчерашнем сновидении, та молодая женщина в алых одеждах — танцующая, смеющаяся, поющая. Ошеломлённые, они смотрели не отрываясь. Здешний монах, очевидно, опасался за сохранность статуи, и она стояла так, что сквозь едва приоткрытую створку луч вечернего солнца наклонно проникал внутрь и легко ложился на правое плечо статуи. Возможно, из-за шалости этого луча все прочие фигуры исчезали из вида. А Каннон, подняв ладони и покачиваясь всем телом, начала танцевать и, выставляя напоказ в улыбке зубы, завлекала любоваться её танцем. И если б в это время не донёсся вдруг откуда-то чистый звук флейты, неизвестно, как долго стояли бы они тут словно вкопанные, созерцая этот танец.

— Здешние статуи Будды ненамного новее тех, что в Наньсы, — выдохнул Сугимура, а Харуда, скрывая смятение, спросил:

— Флейта звучит — это откуда?

А статуя Каннон уже опять торжественно стояла на своём месте среди прочих божеств. Друзья вышли наружу и прислушались к печальным, наполненным пронзительной грустью звукам. Они манили к себе.

Звуки доносились снизу. Монах любезно объяснил им, что там, внизу, Нижний Храм, и указал налево, но мелодия поднималась откуда-то с противоположной стороны. Сугимура и Харуда не задумываясь направились туда. Начали спускаться по узким каменным ступеням, круто идущим вниз, и тут звуки флейты вдруг прервались, и их сменила нелепая губная гармошка. Молодые люди в удивлении остановились. В невнятной мелодии с трудом угадывался японский патриотический марш. Снова пошли по лестнице. Отшагав сорок-пятьдесят ступенек, оказались позади нового длинного здания. Обогнув его, они попали на школьную спортивную площадку.

В углу, прямо на голой земле, сидели два мальчугана лет двенадцати-тринадцати; один из них старательно дул в губную гармошку, другой держал в руке китайскую флейту. Ноги сами понесли приятелей к ним. Остановившись метрах в двух, они стали с улыбкой наблюдать за детьми. Губная гармошка явно пыталась выводить патриотический марш, но получалось плохо, и мальчик даже раскраснелся от усердия. Никогда ещё они не сожалели так сильно, что не говорят по-китайски! Наконец мальчик с явной досадой опустил гармошку, а второй поднял флейту и заиграл. Несомненно, это была та самая, печалью отзывающаяся в сердце мелодия, которая донеслась до них наверху в храме, и Харуда с закрытыми глазами стоял и слушал, поражаясь удивительному исполнению. Но тут мальчик с губной гармошкой, не дожидаясь, когда замолчит флейта, словно отвергая эту печально-возвышенную музыку, тоже начал играть, сперва осторожно. Постепенно флейта и губная гармошка вступили в бурное состязание.

Харуда и Сугимура, не двигаясь, наблюдали. Занятия, видно, закончились, и вокруг собралось человек двадцать детей, судя по всему младшеклассников. Все аккуратные, в опрятной китайской одежде, в школьных форменных фуражках, похожих на японские армейские. Они тихонько стояли вокруг и, затаив дыхание, смотрели на двух японцев и на играющих мальчиков. Наконец тот, что с флейтой, словно рассердившись, внезапно бросил играть и, размахивая зажатым в руках инструментом, помчался в сторону Верхнего Храма, быстро и проворно, как зайчишка.

Всё ещё под впечатлением увиденного, друзья направились было к главным воротам. И тут им бросились в глаза лица собравшихся детей. Умные лица! Каждое, буквально каждое — лицо мыслящего человека. Друзья торжествующе обменялись взглядами: они нашли наконец то, что днём тщетно пытались обнаружить в жителях города. Дети подошли к мальчику с гармошкой и о чём-то наперебой тихонько зачирикали, а тот всё продолжал выводить бестолковый мотив. Из классной комнаты, выходящей окнами на площадку, раздавались шумные голоса, и Харуда с Сугимурой попутно заглянули туда.