Читаем Умереть в Париже. Избранные произведения полностью

"Учитель! Надеюсь, что Вы пребываете в полном здравии. Долгих Вам лет жизни и успешной работы. Лишь об этом мои молитвы.

С самыми тёплыми чувствами к Вам,

Минору".


Я не знал, что ты выйдешь в бой "человеком-торпедой", но эти строки сразили меня. По моим дневникам, твоё письмо пришло 27 июня — слова прощанья навеки, слова завещания, словно ты уже пал в битве, — и в нашем доме вознеслась молчаливая молитва. Ещё в моих записях сказано, что я в то время тайно подозревал у себя туберкулёз кишечника (меня без конца мучил понос) и уж никак не думал о долгих годах жизни.

После трагических событий 25 мая[102]мы эвакуировались в горы. Продовольственный паёк был скудный, рыба и овощи в него не входили, и, спасаясь от голодной смерти, мы собирали дикие травы, а они вызывали жестокое расстройство желудка.

На новом месте мы сразу же принялись осваивать землю, но овощи на плоскогорье вызревают поздно, а из здешних крестьян никто не откликнулся на наши просьбы поделиться чем-нибудь съестным. Про чёрный рынок мы ещё не знали, так что добывали себе пропитание, собирая молодые побеги жимолости, осота — всего, что годилось в пищу, а поскольку обычно малолюдные деревни вдруг в одночасье оказались забиты беженцами, съедобная растительность на окрестных склонах быстро исчезла.

В семействе моём, как тебе известно, нас шестеро, а кроме того, с нами жил и твой однокашник К. Он был освобождён от военной службы по болезни и каким-то образом попал в трудовой отряд на лесозаготовку Саку у подножия той самой горы, где наша деревня. Так что нас было семь человек, да к тому же у детей всегда хороший аппетит, и вот, чтоб хотя бы создать у них иллюзию сытости и прекратить бесконечные просьбы дать что-нибудь поесть, я находил привязанных на лугу соседских коз, высматривал, что они щиплют, и приносил эти травы домой. Раз козы едят, значит, травы не ядовитые и, хотя пахнут пренеприятно, для человека тоже съедобные. Моему животу это не шло впрок, всё проскакивало насквозь, а для детей даже заячья трава лучше пустого желудка. Поноса у них не было, а моя третья, кареглазая дочурка, всерьёз беспокоилась: вот едим одну траву, а вдруг ушки, как у зайца, вырастут?

Такого рода невзгоды переносить было нетрудно, вокруг все приезжие были в таком же положении, но недели за две до твоего письма в нашей деревне произошло неприятное событие.

Ты ведь не знаешь про мой дом в горах? Так вот, в нескольких километрах от всемирно известного курорта К., в ущелье, есть горячие источники Н. Возле них единственная гостиница — скромная, но по-домашнему уютная, как раз для любителей купаний, а вокруг сотни две летних домиков. Раньше хозяева с семьями приезжали в них только на лето, но с осени 19 года люди стали эвакуироваться из городов, так что теперь нередко в этих домиках кое-где постоянно жили и по две семьи вместе.

Мой дом стоял на невысокой горе перед гостиницей. Лесозаготовка, куда отправили на работы К., принадлежала хозяину этой гостиницы, до неё было не больше трёхсот метров.

Так вот, съехавшиеся сюда люди хоть и мучились с пропитанием, но по крайней мере одно почитали за счастье — возможность каждый день принимать ванны на источниках. Этого всегда ждали с нетерпением, и вдруг в один прекрасный день купанье до полудня было запрещено. Хозяин объяснил свой запрет тем, что накануне вечером в гостинице поселилсягосподин маркиз К.,и покагосподин маркизживёт здесь, неизвестно, когдагосподину маркизузахочется воспользоваться источниками. В разъяснениях хозяина явно сквозило горделивое самодовольство: как же, у него в гостинице живёт саммаркиз!

Хозяина, пожалуй, можно было понять. Ещё бы! Ведь прежде чем премьер-министром стал Тодзё, этот пост в правительстве неоднократно занимал тот самый маркиз К. Обладатель высокого наследного титула, он пользовался огромным доверием Императора, а народ взирал на него как на надежду Японии. И вот столь важное лицо поселилось в гостинице, о которой (разумеется, незаслуженно) распускают сплетни, будто и убогая она, и матрасы в ней завшивлены! Переполох поднялся такой, как если бы журавль опустился где-нибудь на свалке.

Мы, правда, недоумевали, чего ради маркиз, обладая собственной роскошной виллой в городе К., в четырёх километрах отсюда, тем не менее регулярно, раз в несколько дней, наведывается в эту невзрачную гостиницу, а нам из-за него запрещают купанье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза