Умереть в раю

Девушка протянула руку. Василий ощутил своей ладонью мягкую женскую плоть, слегка упругую, словно гуттаперчевую, и шершавую, словно кожа ящерицы. Увидел её светло-зеленые глаза, сумеречно темнеющие к векам. Их малахитовый блеск на черном фоне лица казался странным, словно пробивался из-под сгущающейся внутри ночи. На вид ей было лет тридцать пять. Лицо вполне европейское. Улыбка дарила теплоту и доброжелательность, которую Василий ощутил в аэропорту после прилета.

Он снова почувствовал себя расслабленным и спокойным. А может быть, и хорошо, что он не знает английский и очаровательным пухлым губам Николь не придется говорить ему грустные вещи или какие-то сожаления. Эта мысль взбодрила. Он понял, что готов к обследованию.

…Мучили его весь день напролет. Иногда казалось, что крови в организме не хватит на все процедуры. Всевозможные аппараты, как глаза инопланетных роботов, нависали с разных сторон, обследуя его распластанное тело. А потом пропускали сквозь надвигающиеся кольца, словно поршень или ершик для посуды.

…Тет заехал уже вечером. Пришлось часик посидеть на лавочке. Жара спала, но очень хотелось чего-нибудь съесть. Да хоть тот же гамбургер, на худой конец.

— Жив, Петрович? — спросил он, когда Василий садился в машину.

— Похоже, да!

— Похоже, — оценил Тет, — ну и как тебе?

— Словно побывал на космической станции.

— К ним в лапы только попади, замучают до смерти, — усмехнулся Тет, — но придется немного подождать. Николь собирается навестить свою подругу Алекс. У той сегодня день рождения, а живет в соседнем трейлере. Ее сын с нашим оболтусом тусуется. Потерпишь?

— Конечно, раз такое дело, — отозвался Василий, — терпел целый день без еды, потерплю ещё немного.

Неожиданно для себя, он вдруг осознал, что очень рад дальнейшему развитию общения с Николь, состоящему все лишь из жестов, улыбок, подмигиваний и прикосновений. Странным образом оно казалось продолжением его нежных отношений с внуком, но совсем не детским. Без жалости и заботы. Наполненным стремлением к полноценному взрослому взаимопониманию.

Василий стал рассказывать обо всех процедурах, которые проходил. Тет притворно ахал или шутил.

Время пролетело быстро, и вскоре из дверей университета появилась Николь. Она была обворожительна. Вместо белого халата — ярко-красное платье с белой оторочкой на рукавах и воротнике. Белые туфельки на высоком каблуке вынуждали хозяйку при ходьбе выкидывать ножку вперед полусогнутой, удлиняя голень. Жёсткая поступь. Короткие шаги поочередно передавали бедрам волнующие вздрагивания, при которых подол платья чуть поднимался вверх, оголяя округлые колени. Волосы, прежде убранные под шапочку, распущены — блестящим черным водопадом устремлялись вниз, растекаясь по плечам. Улыбка оставалась свежа, как утром. В ней не было усталости, а вместо серьезной сосредоточенности в лице появилась доверчивость и открытость.

Она села на заднее сиденье джипа и пододвинулась на середину. Разговаривая с Тетом, наклонялась чуть вперед, оказываясь между плеч мужчин. Волосы раскачивались в такт движению автомобиля, наполняя салон цветочным ароматом.

Где-то на середине пути на мобильник Николь позвонили. Немного поболтав по телефону, она бросила пару фраз Тету.

— У тебя есть, куда записать? — спросил зять. Василий по привычке стал ощупывать свою одежду. Извлек из заднего кармана аккуратно сложенный листок. Развернул. Это оказался электронный билет на самолет.

— Пойдет? Тет взял листок, пробежал глазами, усмехнулся:

— У тебя послезавтра самолет! Ты в курсе, Петрович? Тормознул джип на обочине. Стал записывать на чистой стороне бланка то, что говорила ему Николь.

Вот так фокус! Василий никак не ожидал такого. До сего момента дата возвращения казалась не существующей. Окончательно затерявшейся где-то среди формально данных когда-то обязательств — он не умер! И вот — внезапное ощущение невидимой нити, которая тайно продолжала связывать его с родиной. А теперь уже открыто, не скрываясь, затягивает петлю на шее — волоча обратно, во что-то призрачно далекое и неприятное. Заставляет выполнить данное авиакомпании обещание. Хочешь, не хочешь — возвращайся туда… откуда улетал навсегда!

И уже гусеницей поползло по протянутой дорожке ощущение прошлого, казалось, испарившееся под горячим американским солнцем. Пахнуло промозглым холодом. Будто из старого заброшенного склепа, засыпанного слоем осенних листьев, оставленных тлеть под зиму, чтобы сгинуть. Превратиться по весне в осклизлую гниль и быть сметённой к оградке, сквозь которую рука Василия протягивала цветы к могиле жены.

Озноб и неприятные мурашки. Дрожь, напоминающая о болезни, которую привез с собой, вынашивал где-то внутри, питая мечтами о будущем благополучии дочери и внуков…

— Здесь номера всех твоих анализов! — Тет протянул листок с записями.