Умершее воспоминание (СИ)

— Все иногда позволяют себе слабости, Эвелин. — Затем немного помолчал и спросил: — Но если Уитни держит тебя под таким строгим контролем, то что ты делаешь здесь?

— Уитни уснула. А я решила посидеть немного во дворе и полистать свою тетрадь… Но я не ожидала увидеть тебя. Наш разговор доставил мне больше удовольствия, чем доставило бы мне удовольствие пребывание в тоскливом одиночестве.

— Какое же удовольствие может быть в одиночестве?

—Ты сам говорил, что у людей кончается терпение. Порой невыносимо терпеть людское общество, даже если эти люди — самые близкие для тебя люди на планете. Порой хочется принадлежать одной себе, и больше никому.

Я задумчиво смотрел вперёд, размышляя над нашим разговором в целом, после чего неожиданно даже для себя сказал:

— Тебе нечего делать здесь. Поехали со мной, Эвелин.

Она с удивлением посмотрела на меня.

— Ночь на дворе, Логан, куда мы поедем?

— Ко мне домой. Ты ведь говорила, что устала от всего и хочешь отдохнуть. Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь, и просто уверен, что мой дом — это место, где ты сможешь пожить для себя. Это то, что тебе сейчас необходимо.

Эвелин молчала, опустив голову. Я покорно ждал её ответа.

— Предлагаешь мне пожить у тебя? — тихо спросила она, не поднимая на меня глаз.

— Временно, конечно. Столько времени, сколько тебе понадобится. Что скажешь?

— Как же Уитни? Что я скажу ей?

— Оставь для неё письмо. Объясни, что тебе нужен отдых, скажи, чтобы она тебя не искала, пообещай, что ничего плохого с тобой не случится. И поверь в это сама, потому что я сделаю всё что угодно для того, чтобы ты чувствовала себя счастливой.

Эвелин думала над моим предложением, и я не торопил её с ответом.

— Уитни страшно разозлится на меня, — сказала она наконец и беспомощно посмотрела на меня. — Как и на тебя. Она без усилий догадается, что я с тобой, Логан. А Уитни и без того питает к тебе неприязнь.

— Я знаю. Но разве это не стоит бесценных минут свободы, Эвелин?

— Наверное, стоит.

— Так ты согласна?

Эвелин посмотрела на меня, и я впервые за вечер увидел, как она улыбнулась.

— Как я раньше жила без тебя, Логан?

Я вздохнул и, коснувшись рукой её волос, с улыбкой спросил:

— Как я буду жить дальше, если ты однажды исчезнешь из моей жизни?

— Не исчезну, если только ты сам об этом не попросишь.

— Я буду полным идиотом, если откажусь от такого подарка судьбы.

— Никогда не говори никогда, Логан. Однажды у тебя тоже может кончится терпение. Со временем тебе осточертею я и все проблемы, которые я принесу тебе. Я знаю: так будет. И мой единственный спасательный круг пойдёт на дно вместе со мной.

Я больше ничего не ответил и поднял голову, чтобы посмотреть на небо. Вдалеке всё ещё сияли серебристые звёзды.

Этой ночью я снова почти не сомкнул глаз. Порой сон осторожно подкрадывался ко мне, и моё сознание заволакивало белым густым, непроглядным туманом. Но затем тревожные мысли выдёргивали меня из забытья, и я лежал тихо, прислушиваясь к нагнетающей тишине. Я боялся услышать крик Эвелин, что спала в соседней спальне: ей снова мог присниться ужасный сон; она могла нечаянно пробудиться и, не вспомнив, где находится, до смерти испугаться. Могло случиться что угодно, а я здесь — за кажущейся непробиваемой стеной. Потому я лежал, прислушиваясь к каждому шороху, улавливая каждый вдох, доносившийся из соседней спальни, и с опасением ждал, когда Эвелин сможет понадобиться моя помощь. Но помощь была не нужна: Эвелин спала тихо и глубоко, она ни разу не проснулась. Несмотря на это я лежал в своей мягкой постели — хотя казалось, что на тысяче иголок, — и тревожные ощущение не хотели отпускать меня ни на минуту.

Вглядываясь в тёмное пространство своей спальни, я размышлял о том, как сильно изменила меня Эвелин. Я впервые с такой силой и с таким желанием заботился о человеке; так я не заботился даже о своей младшей сестре, когда та была совсем маленькой. Мне не хотелось отходить от Эвелин ни на шаг, и я чувствовал, что больше всего на свете хочу, чтобы ей было хорошо.

Кендалл отнёсся к нашей новой соседке по дому весьма специфично. Сначала он слегка удивился, затем был вовсе обескуражен, а потом заметно заволновался и спросил, долго ли Эвелин будет жить у меня. Я, учтя его тон, посчитал вопрос друга бестактным, ведь он сам живёт у меня уже почти двое суток и пока не собирается съезжать! Я сказал, что Эвелин будет жить здесь столько, сколько посчитает нужным, и Кендалл на этом свои расспросы прекратил. А когда Эвелин попросила разрешения воспользоваться душем и заперлась в ванной, я поставил Шмидта перед выбором: либо он будет ночевать на диване в гостиной, либо он будет ночевать совсем в другом месте — не в моём доме.

— Почему я не могу остаться спать здесь, в гостевой? — надув губы, спрашивал Кендалл и стягивал с кровати постельное бельё.

— Потому что здесь буду спать я.

— Положи здесь Эвелин! К чему все эти заморочки?