Умершее воспоминание (СИ)

Не думать об Эвелин казалось мне невозможным, но, как бы я ни старался, в каждом моём дне всё же были моменты, в течение которых я не думал и даже не вспоминал о смысле своей жизни. В такие моменты я будто выпускал из рук нить жизни, которая вела меня к цели, и совершенно терялся, не зная, куда идти дальше. В такие моменты, однако, я освобождался от мыслей, которые невыносимо давили на меня, и мою голову занимали другие, может, менее важные, зато такие же тяжёлые размышления. Да, немысли об Эвелин болезненны.

Но подобные моменты были мимолётны, и с их окончанием ко мне приходило воспоминание об Эвелин. Первые мгновения этих воспоминаний светились жизнью и неземным светом; этот свет проникал и в самые тёмные уголки моей души. Но беда: с воспоминанием об Эвелин ко мне приходили другие мысли, на время оставившие меня, но накатывавшие теперь с новой силой. Они давили, страшили, заставляли кричать. Да, мысли об Эвелин болезненны тоже.

Теперь же, когда я обдумал это, мне на ум пришла совершенная, как мне казалось, правда: тогда лучше вовсе не знать Эвелин. Не знать? Не знать. Но как же тогда жить, если у меня её не будет?..

В ту минуту, наверное, меня впервые посетила мысль, которую я отогнал сразу же, но к которой меня потом возвращали и Джеймс, и Кендалл, и я сам тоже. Я не мог подарить Эвелин тех идеальных отношений, о которых она, возможно, всегда грезила. Я мог только измучить её самим собой. В этой связи напрашивался только один беспощадный, но неизбежный вывод: мне нужно оставить Эвелин, оставить, чтобы сохранить её жизнь…

Моей радости не было предела, когда такси остановилось возле моего дома и я вынужден был прервать ход своих размышлений. Хорошо, что я доехал так быстро. Казалось, ещё полминуты — и мой рассудок точно не выдержал бы.

На крыльце, у самой двери, стояла корзина цветов. Цветы были самые разные: розы, лилии, пионы, орхидеи… Я держал корзину в руках и с удивлением рассматривал цветы, когда дверь открылась и с порога мне улыбнулась Эвелин. Я улыбнулся невольно и неосознанно.

— Тут цветы… — растерянно сказал я, мало чего понимая.

— Пожалуйста, оставь их здесь, — сказала моя избранница. — Оставь. Это… от Кендалла.

Её слова мигом меня отрезвели, и я, расширив глаза, посмотрел на цветы. В голову сразу же ударили воспоминания о многочисленных букетах, которые Маверик дарил Чарис ещё в те далёкие времена, когда мы с ней были вместе… В сердце закралась знакомая и ненавистная ревность. Мои глаза вспыхнули, и я, бросив корзину на пол, вошёл в дом. Эвелин заметила, что я рассердился, но поспешила сразу же остудить мой пыл: она слегка приподнялась на цыпочках и поцеловала меня в губы.

— Он сам их принёс? — спросил я холодным тоном, поначалу нисколько не смягчившись от её поцелуя.

— Нет, их привёз курьер… В корзине записка.

Я вырвал из цветов листок бумаги и, даже не читая его, разорвал на маленькие кусочки. Затем я сердито пнул корзину, та слетела с крыльца, и цветы рассыпались по земле. Захлопнув дверь, я посмотрел на Эвелин. Мою грудь разрывало от смешанного чувства гнева и ревности.

— Почему ты злишься? — спросила меня моя избранница, с каким-то сожалением глядя мне в глаза. — Нужно позволять людям выражать их собственные чувства…

— Да кому нужны чувства Кендалла? — резко задал вопрос я. — Мне? Может, тебе?

— Нет, но ты не можешь запретить ему…

Я тяжело вздохнул и, отвернувшись от неё, прижался лбом к двери. «Подлец, подлец, подлец, — мысленно твердил я, совсем забывая, что снова считал Кендалла своим другом и переживал за него так, как и прежде. — Как он мог? Разве он не понимает, что делает?..»

— На самом деле это хорошо, — сказал я, внезапно сбросив с себя бремя злости, и снова повернулся к Эвелин, — это хорошо, что ты не приняла цветы…

Теперь, глядя на неё, я не мог понять, как ещё две минуты назад ко мне могли приходить такие страшные мысли, как я мог только думать о том, чтобы оставить её, оставить её одну?

Все мрачные размышления отступили в темноту, и я, подойдя к своей возлюбленной, с нежностью обнял её.

— Я так рад видеть тебя здесь, так рад…

— Я еле дождалась твоего возвращения, — призналась Эвелин, прижимаясь ко мне. — Так странно и непривычно быть дома одной… Хорошо, что ты приехал, дорогой.

Когда она отстранилась, я внимательно посмотрел на неё и почему-то спросил:

— Почему ты называешь меня дорогим и никогда — любимым?

Я с ужасом вспоминал наши с Дианной отношения. Я всегда называл её «милая», а «любимой» не называл потому… потому, что не любил её.

— Потому что дорожить можно только любимыми, — улыбнулась Эвелин, прижав руку к моей щеке.

Я улыбнулся, утешившись и вполне удовлетворившись её коротким ответом. Присутствие Эвелин, её поцелуи и слова заставили меня забыть о тяжёлом дне и дали мне такие нужные силы.

— Боже, как у меня чисто, — не без восхищения сказал я за ужином. — Таким чистым я свой дом не видел с тех пор, как…

Вдруг я оборвал сам себя и как-то виновато взглянул на Эвелин.

— С тех пор, как из него уехала Дианна, — осторожно закончила за меня моя избранница.