Умершее воспоминание (СИ)

И сказав это, она подошла к Кендаллу, что стоял, приблизившись к стене, и со страстью поцеловала его. Я смотрел на них, широко распахнув глаза и слегка улыбаясь. Уж не знаю, чем именно была вызвана моя улыбка — эксцентричностью Изабеллы или её глупостью и бессмысленным стремлением унизить меня.

Но улыбка исчезла с моего лица, когда я взглянул на Джеймса. Он стоял, положив руку на левую грудь — туда, где билось его любящее сердце. Мне стало безумно жалко друга. Он по уши влюбился в женщину, которая попросту этого не заслуживает. Изабелла ведь издевается над ним! Она издевается над ним, безжалостно терзая его и без того израненное сердце. Даже этот поцелуй. Она целовала Кендалла не столько ради того, чтобы поставить меня на место, сколько для того, чтобы разозлить Маслоу.

Наконец Изабелла оттолкнула от себя Шмидта, и он испуганно на неё уставился. Его рот был весь в губной помаде.

— Поздравляю, — задыхаясь, проговорила «молодая женщина», — теперь твоя теория полностью доказана.

И она ушла. Мы с парнями выжидающе смотрели на Джеймса, который всё ещё не мог прийти в себя от увиденного.

— Зачем?.. — прошептал он и перевёл на меня взгляд, в котором было слишком много боли. — Зачем ты разозлил её, Логан?

— Я не был уверен, что эту особу сможет что-то разозлить… Прости, Джеймс… я… я не думал, что она поступит вот так, чтобы только потешить своё самолюбие…

Маслоу, прижавшись спиной к стене, медленно съехал по ней и уселся на пол. Он схватился за голову обеими руками и, стиснув зубы, застонал.

— Она меня ненавидит, — проговорил он, — она ненавидит меня в такой же степени, в какой я её люблю. А это просто убивает меня… Чёрт возьми! Это уже убило меня! Я мёртв.

— Джеймс, — вырвалось у меня, и я подошёл к другу. — Забудь ты про неё. Таких недалёких дам, как Изабелла, ещё поискать надо…

— Не смей! — закричал он чуть ли не со слезами на глазах и оттолкнул меня. — Не смей так говорить о ней! Если тебе о чём-то это скажет, я всё ещё люблю её!

Я развёл руками в сторону.

— Что, Джеймс, больно? Больно. А почему ты не думал о моей любви к Чарис, когда поливал её грязью с ног до головы? Думаешь, мне не было больно?

— Да заткнись ты, Логан! — продолжал истерить Маслоу, поднявшись на ноги. — Хватит постоянно напоминать мне о своей Чарис, это не вылечит твою душу! Чарис предала тебя, кретин, она заслуживала всего этого! К тому же ты сам назвал её «паршивой шлюхой», разве об этом ты забыл?!

Не выдержав, я ударил Джеймса по лицу. Он с силой толкнул меня в плечи, и я еле-еле удержался на ногах.

— Эй! — крикнул Карлос, пулей подскочив к нам. — Остыньте, идиоты!

— Нам только этого не хватало! — встал между нами Кендалл. — Мы все на нервах, парни, ещё немного, и они просто сдадут. Держите себя в руках, прошу вас!

Маслоу сделал глубокий вдох с целью успокоиться и, бросив уничтожающий взгляд на Шмидта, сказал:

— Ты тоже хорош, предатель.

Услышав это слово, Кендалл оторопел. Какое-то время он стоял неподвижно, с удивлением и каким-то стыдом глядя на друга, после чего заговорил:

— Джеймс, ты… ты же всё видел сам. Я не предавал тебя. Она сама поцеловала меня, Джеймс! Она сама поцеловала меня!

Что-то в поведении Кендалла показалось мне настораживающим. Он оправдывал себя с такой убедительностью, словно действительно предал Джеймса, поцеловав Изабеллу. Будто слово «предатель» оказало на него значительное влияние.

— Джеймс, — снова обратился я к другу, сумев совладать со своими чувствами, — я думал, что Изабелла — женщина, которой действительно стоит добиваться, из-за которой действительно стоит страдать. Но Джеймс… на самом деле она и цента ломаного не стоит…

Глаза Маслоу снова вспыхнули яростью, и он дёрнулся в мою сторону. Кендалл вовремя остановил его.

— Остынь, Джеймс, остынь, — тихо проговорил Шмидт. — Вы с Логаном оба страшно сердитесь, поэтому не стоит слушать друг друга. В гневе человек может сказать всё, что угодно.

— Всё, что угодно? — переспросил Маслоу, всё ещё сердито сжимая зубы. — Даже оскорбление в сторону любимой женщины?

— Даже это, Джеймс. Всё, парни, хватит. Правда. Прошу вас.

Я и ловелас обменялись взглядами, значение которых я не мог определить верно.

— Пусть он сначала извинится, — прошептал Джеймс.

— Извинюсь? За что, интересно? За то, что высказал свою точку зрения?

— Дружба дружбой, Логан, — вступил в разговор Карлито, — но ведь ему и так сделали больно. Нам стоило поддержать его, а не стремиться обвинить в том, что он испытывает любовь. Любовь. Пусть даже к такой женщине, как Изабелла.

Я понял, что ПенаВега был прав, и покраснел — то ли от стыда, то ли от непонятной боли за разбитое сердце друга.

— Прости, — извинился я с самой чистой искренностью, на которую только был способен.

Джеймс какое-то время молча смотрел на меня и возбуждённо дышал. Затем он кивнул, но от этого прощения сердцу моему не стало легче…

Ближе к ночи, когда мы закончили запись альбома, я предложил парням поехать ко мне и отметить это событие.

— Что в твоём понимании значит слово «отметить»? — зачем-то уточнил Карлос.

— Отметить значит выпить.

— И ты… будешь пить вместе с нами?