Умягчение злых сердец

– Так это… В тюрьму идти готова. Вот, я и собралась уже. И оделась как подобает, и котомку сложила. Даже в монастырь успела съездить к сестре Ольге, поговорила, наказ дала. Если в колонии помру, она Сереженьку уследит. Я и деньги все накопленные на ее имя перевела, Татьяне не шибко доверяю, мало ли какое искушение на нее нападет…

– Мама, ты что несешь! – яростно зашипела Татьяна, распахнув глаза. И, обернувшись к Кире, захлебнулась торопливым пояснением: – Я вам говорила, она не в себе. Теперь сами смотрите. Зачем надо было ее сюда тащить?

– …Так что можете меня прямо отсюда в тюрьму везти, я готова. Это я убила хозяина, – не обращая внимания на дочь, спокойно продолжила Мария.

– О господи, мама! – снова взвыла Татьяна. – Да что ж это такое, господи? Не верьте ей, не верьте!..

– Да цыть ты, окаянная! Помолчи! Дай слово сказать! – ударила Мария сухой ручкой о подлокотник кресла. – Не сбивай меня с толку!

Татьяна положила руку на грудь, обвела всех отчаянным взглядом, ища поддержки. Хотела было снова заголосить, но Кира глянула на нее упреждающе, проговорила спокойно:

– Рассказывайте, Мария Тимофеевна. Успокойтесь и расскажите, как все было…

– Так я расскажу, конечно. Давно у меня душа покаяния требует. Но я издалека начну. И не вам буду рассказывать, а ей, – протянула она сухой ковшик ладони в сторону Таи. – Разрешишь мне рассказать-то, девонька милая?

– Да, конечно… – тихо прошелестела Тая, опуская глаза.

– Ой, страшно мне начинать… Ну да ладно. Все расскажу, как было, ничего не утаю. Я тогда здесь домработницей была, внук у меня болел, Сереженька. Денег хотела заработать. И старалась, на совесть все делала. Только в этом доме совесть, видать, ни в каком обличье не приживается. Видела я, как хозяин в комнату к ребенку шастает, все думала, как бы Насте сказать. А хозяин, он на такие дела чуткий был. Понял, что я все про его подлую греховную душеньку поняла, и денег мне посулил, чтобы я молчала. И я взяла, каюсь. Каюсь перед тобой, Таечка. Одно только и есть мне малое оправдание, что Сереженьку теми деньгами от смерти спасла. Но тебя погубила, выходит. С тех пор и живу с черным грехом на душе, и никак мне не отмолить его.

Женщина замолчала, вдохнула с трудом, сухо закашлялась. Протянула дрожащую ладонь к стакану с водой, сделала несколько жадных глотков, потом продолжила тихо:

– Мучилась я так, мучилась, а потом сестра Оля и говорит мне – давай, мол, к иконе «Умягчение злых сердец» в паломничество съездим, попросим за умягчение злого сердца… Это ведь какое должно быть сердце у взрослого мужика, чтобы с ребенком такое… Съездили мы в Бачурино, я свою икону там освятила, с тех пор каждый день молилась, чтобы он одумался. И в Отрадное я ездила, на тебя, Таечка, посмотреть. Хоть издалека. Правда, подойти ни разу не решилась, увижу тебя, и ноги будто к земле прирастают. И стыдно было, и боязно. Грех, он и есть грех.

– Руфине Леонидовне вы звонили? – спросила Кира, стараясь, чтобы голос звучал без лишней эмоции.

– Да, я звонила. Несколько раз. Но разве она услышит?.. У нее душа темная да глухая. За высоким забором живет. Я ведь и в дом к ней приходила, да она мне не открыла. Хотела я перед Таечкой повиниться, а она не открыла.

– Почему вы в полицию не обратились, Мария Тимофеевна? Если все знали? – тихо спросила Кира, с тоской глядя в окно.

– Так я ж не могу против хозяина. А вдруг бы он Сереженьку порешил? Мол, деньги взяла, но молчания не соблюла. Вон у него какой бандит в охранниках был! Он все может, я знаю. Нет, боялась я, вы уж простите, люди добрые, за Сереженьку боялась. И ты, Таечка, меня прости. Так и живу с тех пор с раздвоенной душой, мучаюсь да молюсь, молюсь да мучаюсь.

– Значит, до такой степени измучились, что решились убить Рогова? – снова спросила Кира, не отводя глаз от окна.

– А ты не торопи меня, милая. Дай все по порядку рассказать, как было. Не торопи…

– Хорошо, рассказывайте. Не буду торопить.

– Ага. Спасибо. Ну вот, значит… Узнала я от Татьяны, что Рогов Таечку из Отрадного забрал и к себе в дом привез, что жениться на ней собирается, в Испанию насовсем увезти. Вот я и решила – схожу, поговорю с девочкой. Большая уже. Повинюсь, наконец. Аккурат и случай представился – Татьяне в поликлинику надо было. Ну, я и пошла… Начала возиться на кухне, обед готовить. И все думаю – как бы мне к Таечке подойти. А потом глянула в окно – и сердце обмерло. Ох, как в тот день они парнишонку этого били!.. – указала она глазами на Тараса. – Как ногами его этот упырь пинал!.. Как его, бишь? Все время забываю. Имя еще вострое, как ножик…

– Клим… – тихо подсказала матери Татьяна.