Умид. Сын литейщика

Все последующие дни Марат был настолько занят, что ему не удавалось выкроить и часа свободного времени, чтобы пройтись по городу. Ему устраивали официальные приемы, звали на заводы и фабрики, в школы и институты. Хамидахон-апа сетовала, что сын почти не бывает дома. Ему звонили по телефону, присылали за ним посыльных. За день он побывал в военном училище и в двух колхозах. А вечером, едва приехал, усталый, домой, по пути с работы зашел Нишан-ака, передал ему просьбу рабочих завода Ташсельмаш прийти к ним, рассказать подробно о делах на фронте.

…Клуб украшен плакатами, флагами, будто к большому празднику приготовились. Был обеденный перерыв. Большинство рабочих пришли в спецовках, прямо от станков. Куда ни посмотри, кажется, всюду знакомые лица, хочется обнять всех. На Марата устремлены пытливые взгляды рабочих парней. Ты не должен обмануть их надежд. Ведь это они были твоей опорой, когда ты совершил свой подвиг. И даже вон тот тщедушный на вид паренек каждый день, всякий час — нажимает ли он шпиндель своего станка, пробивает ли отверстия в железе, точит ли резцы, шлифует ли напильником деталь, колотит ли тяжелым молотом раскаленный металл, придавая ему нужную форму, — отдает свои силы тому, чтобы ты смог одолеть врага на фронте.

Марату вспомнились слова командира: «Слава позорит того, кто не умеет носить ее с честью». Он учил, что герой всегда на виду у людей и поэтому слова, которые он произносит, должны быть значительными. Но сейчас чем больше Марат старался найти такие слова, тем труднее ему становилось говорить. И одежда вдруг показалась ему неудобной, и воротник кителя стал тесным.

В зале было душно, на лбу выступил пот. Кто-то из рабочих попросил рассказать о его подвиге.

Марат вытер платком лицо, помолчал, собираясь с мыслями. Как об этом расскажешь? Воевал, дрался, как умел, даже трудно восстановить в памяти подробности. Да, говорить об этом трудно.

Нишан-ака, сидевший в первом ряду, заметя его растерянность, сказал, желая подбодрить:

— Давай рассказывай-ка о себе. Послушать тебя все хотят. Не к чужим ты приехал, на родную землю ступил.

И Марат понял, что собравшиеся хотят услышать, конечно, не только о его личном подвиге, а и о том, как дерутся с врагом их земляки.

Больше часа выступал Марат.

Потом кто-то спросил:

— Тут у нас слушок прошел: дескать, германец так силен, что не сегодня-завтра в Ташкент придет. Правда ли это?

— Об этом же меня спрашивали мои махаллинцы, — сказал Марат. — Что вам сказать? Враг перед нами серьезный. Но и мы не лыком шиты. Мы уже гоним его с нашей земли. И Ташкента ему никогда не видать. Не верьте, друзья, подобным слухам. Их распространяют враги наши и трусы…

— Слова истинного джигита! — воскликнул Нишан-ака и захлопал в ладоши.

Зал взорвался аплодисментами. Сквозь них доносились выкрики:

— Слава героям!

— Баракалла, Саидбеков! Живи долго!

— Спасибо отцу, вырастившему такого сына!

Марат на могиле отца поставил мраморный обелиск, на котором было написано: «Хумаюн Саидбеков. 1892—1943». Что еще мог сделать теперь Марат для отца?

На следующий день Марат, взял с собой мать и сестру, отправился в Шахрисябз — в город, где отец работал.

Встретили их друзья отца. Большинство из них Марату были знакомы по рассказам матери и Барчин. Он знал, что этот высокий, чуть сутуловатый человек с поседевшими висками — секретарь райкома, а эта девушка в золотистом атласном платье, с нежным, как персик, лицом и черными косами, собранными в тяжелый узел, и есть та самая Дильбар, о которой столько рассказывала сестра.

Секретарь райкома хотел увезти гостей к себе, но Марат попросил поселить их в доме, где совсем недавно жили его родители.

Марат полагал, что двух дней будет достаточно, чтобы ознакомиться с городом. Секретарь райкома поручил Дильбар сопровождать его повсюду. Они ходили по городу, ездили в колхозы, но Дильбар не успела за два дня показать всего, что сделано в районе Хумаюном Саидбековым. Марат был доволен, что именно эта девушка знакомит его с городом. Она умела интересно и увлеченно рассказывать. Она не только хорошо знает все, что делается у них в районе, но горячо и самозабвенно любит свой край. Слушая ее, Марат любовался ею. И если он, случалось, задерживал на ней взгляд, Дильбар краснела от смущения и умолкала.

Марат решил задержаться в Шахрисябзе еще дня на два.

Только что вернулся он, усталый, из колхоза и, пока мать хлопотала, готовя ужин, прилег на диван отдохнуть. Мать спрашивала у него, понравилась ли поездка, что говорили люди о его отце. На все ее вопросы он отвечал односложно. Лежал и все о чем-то думал. Хамида-апа даже забеспокоилась, уж не заболел ли ее сын. Но Марат вдруг спросил:

— Мама, эта самая… секретарь комсомольский, замужем?

Дрогнуло сердце, она внимательно посмотрела на сына.

— Ты про Дильбар? Вы же весь день вместе были — спросил бы.

— Неловко. Несколько раз порывался спросить, но боязно как-то…

Хамидахон-апа улыбнулась.

— Тоже мне герой! Что подумает о тебе девушка, если об этом узнает?

— Ну, так она замужем или нет?

— Она же совсем молода, сынок. Не замужем еще.

— Сколько же ей?