Умирающие и воскресающие боги

Дальше – больше; отыскать христианскую символику в подвигах Геракла оказалось совершенно несложно, и вот уж он, как воплощение христианского духа и прообраз Христа (!) изображается на барельефах средневековых соборов (в Бергамо, Пизе и др.), появляется и средневековый гимн «Гераклу-христианину». Ничего удивительного тут нет; в относительно просвещенном течении христианства, преимущественно греческом, даже существует такое понятие, как «христиане до Христа», к которым относят таких светочей древней мысли и пера, которые говорили и учили о Едином Боге и направляли людей на путь нравственности и совершенства. Таково мнение о Сократе святых Василия Великого, Юстина Философа, Климента Александрийского и Блаженного Августина, так же называли Гераклита Эфесского, а изображения Платона («аттического Моисея» по словам Нумения Апамейского) и Аристотеля с нимбами широко встречаются не только в храмах Греции (там же можно встретить, например, и Гомера с Плутархом, и иных поэтов и историков), но и, к примеру, в кремлевских Благовещенском и Успенском соборах, галерее московского Новоспасского монастыря, храмах Великого Устюга, Костромы и т. д. Святитель Василий Великий (ок. 330–379 гг.) записал целую беседу для юношества о пользе языческих книг, а блаженный Иероним Стридонский (342 – ок. 420 гг.), переводчик Библии на латынь, так писал римскому оратору Магну: «Что же удивительного, если и я за прелесть выражения и красоту членов хочу сделать светскую мудрость из рабыни и пленницы израильтянкою, отсекаю или отрезаю все мертвое у ней – идолопоклонство, сластолюбие, заблуждение, разврат – и, соединившись с ее чистейшим телом, рождаю от нее детей Господу Саваофу?» Весьма достойно похвалы, что и доныне греки справедливо считают себя равно наследниками и Платона, и Иоанна Златоуста. Вот так и стоический Геракл оказался востребован как образец смиренного служения людям.

Святилище Геракла. Художник А. Бёклин

Глава 8 Иисус Христос: анатомия Богочеловека

Центральное умирающее и воскресающее божество человеческой цивилизации – разумеется, Иисус Христос. Собственно, к нему мы постепенно и подходили всю предшествующую часть книги. По богословскому определению, это Богочеловек, соединивший в себе божескую и человеческую природы – второго лица Пресвятой Троицы, т. е. Бога Сына, Бога-Слова (он же Логос) – и рожденного от Марии человека Иисуса (как и насколько удачно он это соединил, мы еще разберем). Но этого мало, ибо в нем, кроме этого аспекта, довольно четко выделяются еще, по меньшей мере, два. Во-первых, это Мессия (по-гречески – Христос), т. е. помазанник Божий, пришествия которого несколько веков чаял народ иудейский… да и до сих пор чает, собственно («последний претендент» быть еврейским Спасителем-Машиахом выдвинут любавичскими хасидами, это покойный ребе Менахем-Мендл Шнеерсон (1902–1994 гг.), но об этом – тоже позже, пока только обозначаем проблему. Во-вторых, не надо упускать из вида и реального исторического Иисуса, нищего галилейского проповедника, раздразнившего «церковные» иудейские власти, которые расправились с ним при посредстве обращения к светской римской власти. Весь трагизм положения состоит в том, что религиозный аппарат христианской церкви в течение нескольких веков «переварил его» (а началось все уже с «Деяний апостолов», как верно подметил Л.Н. Толстой), начисто выхолостив учение и поставив своеобразным выпотрошенным безгласным чучелом на службу всему тому религиозному болоту, против которого он всю свою жизнь и боролся. Анна и Каиафа жили, живут и будут жить и править.

Так, у нас четко вырисовываются три Христа в одном, «ныне существующем»: чаемый иудейский Мессия, распятый галилейский плотник-проповедник и, наконец, сформировавшийся в эпоху Вселенских соборов (IV–VIII вв. н. э.) умирающе-воскресающий бог двойной природы, также заодно «впитавший» двух предыдущих персонажей.