Умирающие и воскресающие боги

Сравнивая этот обряд со всеми «заграничными», описанными нами ранее, тот же автор подчеркивает: «В основе этой вечно повторяющейся скорби по умирающем и снова возрождающемся боге лежит один и тот же круг идей и действий – убиение и погребение фигуры или куклы, воплощающей в себе растительное божество, прежде чем оно успеет обессилеть (sic! – Е.С.), дабы этот природный дух мог переселиться в другую, юную и свежую оболочку. Смерть бога необходима, но также необходимо, чтобы он умер в полном расцвете сил, чтобы великий дух растительности и природы не скудел, но, перейдя в другую обитель, возродился с новою силой. Таково объяснение этого цикла обрядов, предложенное знаменитым английским ученым Фрэзером и невольно подкупающее своею стройностью и правдоподобностью. С точки зрения этой теории многие обряды русского парода, казавшиеся прежде загадочными и непонятными, приобретают новый смысл и значение. Так, срубленное деревцо, украшаемое платьем потопляемого изображения Купалы, Костромы и т. п., представлялось, как я думаю, новым воплощением растительного духа. Разрывание на куски чучела и его одежды символизирует единение с божеством, воспринятие таким путем части жизненной силы убитого. Разбрасывание по полю остатков растерзанного чучела имеет целью сообщение полю плодородия (сравните засеивание поля остатками жертвенных поросят в Греции). В некоторых русальских обрядах с конем чучело лошади есть, на мой взгляд, несомненное воплощение растительного духа, впоследствии смешавшееся с русалкой, а подвешивание колокольчика, шум трещоток и надевание вывороченных тулупов – весьма обычные апотропеические (предохраняющие от нечистой силы) акты (это чучело помеси коня с русалкой, типичное для Среднего Поволжья, кстати, называлось Костромушкой. – Е.С.). Д. Зеленин неправильно сравнивает похороны Костромы, Кострубонька, Ярила и т. д. с проводами русалок и с поминками «заложных» покойников, видя смысл этих обрядов в желании удалить нечистую силу из селений. При таком объяснении становится непонятным общий грустный характер похорон Костромы, Кострубонька, Ярила, скорбь и сетования по их смерти и радость по поводу их воскресения. Нет сомнения, что в глубокой древности воплощением растительного духа служил человек или животное, которое убивали и мясо которого вкушали, чтобы воспринять часть его божественной силы».

Что ж, маскировать свои людоедские потребности духовными – вполне в духе Homo sapiens, и наши дни – совершенно не исключение… Не так ли, товарищи чиновники, работодатели и коллеги?

Похороны Костромы. Рисунок с лубка. XIX в.

Трагическое послесловие

Вот и закончен наш мифологическо-исторический обзор умирающих и воскресающих богов. Но сильно ошибется тот, кто посчитает, что все это – лишь занятный исторический хлам или, выражаясь изящнее, «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Отнюдь, и здесь мы сейчас это покажем. Есть впечатление, что исследование данного вопроса само может потянуть на отдельную и далеко не мелкую книгу, однако мы оставляем этот задел другим, у нас в этом случае не хватает отстраненности ученого, чтобы изложить материал, не прибегая к матерным словам. Ибо наблюдать такие первобытные пережитки в современном обществе спокойно невозможно. Не хватает нам импортных и древних Осирисов, Адонисов, Вакхов… Давай своих штамповать! Только М.Е. Салтыков-Щедрин с его волшебным саркастическим ядом смог бы, верно, дать отповедь по этому поводу в стиле «Истории одного города», порой расширяющегося до границы с Византией. Как там у него сказано: «Ежели древним еллинам и римлянам дозволено было слагать хвалу своим безбожным начальникам и предавать потомству мерзкие их деяния для назидания, ужели же мы, христиане, от Византии свет получившие, окажемся в сем случае менее достойными и благодарными? Ужели во всякой стране найдутся и Нероны преславные, и Калигулы, доблестью сияющие, и только у себя мы таковых не обрящем? Смешно и нелепо даже помыслить таковую нескладицу… Не только страна, но и град всякий, и даже всякая малая весь, – и та своих доблестью сияющих и от начальства поставленных Ахиллов имеет, и не иметь не может».

Вот то же и с умирающе-воскресающими богами. Один из ближайших примеров – последний русский царь. Как и большинство представленных восточных божков, личность совершенно бесцветная и никчемная, а по сравнению с ними – даже зловредная; мало кому доводится самолично всю страну под откос пустить. Детей вот строгать со своей немкой мастер был, вполне в стиле Адониса. Думаете, народ все это не подмечал? Он вполне, в сатирическом духе, отображал эту новую «божественную пару» в гипертрофированном эротическом восприятии, к примеру, вот в такой совершенно исторической частушке:

Как у батюшки-царя
… аршина с полтора.
А у матушки-царицы
… шире рукавицы.