Жрецов Вила было семьдесят, кроме жен и детей. И пришел царь с Даниилом в храм Вила, и сказали жрецы Вила: вот, мы выйдем вон, а ты, царь, поставь пищу и, налив вина, запри двери и запечатай перстнем твоим. И если завтра ты придешь и не найдешь, что все съедено Вилом, мы умрем, или Даниил, который солгал на нас. Они не обращали на это внимания, потому что под столом сделали потаенный вход, и им всегда входили, и съедали это. Когда они вышли, царь поставил пищу перед Вилом, а Даниил приказал слугам своим, и они принесли пепел, и посыпали весь храм в присутствии одного царя, и, выйдя, заперли двери, и запечатали царским перстнем, и отошли.
Жрецы же, по обычаю своему, пришли ночью с женами и детьми своими, и все съели и выпили. На другой день царь встал рано и Даниил с ним, и сказал: целы ли печати, Даниил? Он сказал: целы, царь. И как скоро отворены были двери, царь, взглянув на стол, воскликнул громким голосом: велик ты, Вил, и нет никакого обмана в тебе! Даниил, улыбнувшись, удержал царя, чтобы он не входил внутрь, и сказал: посмотри на пол и заметь, чьи это следы. Царь сказал: вижу следы мужчин, женщин и детей. И, разгневавшись, царь приказал схватить жрецов, жен их и детей, и они показали потаенные двери, которыми они входили и съедали, что было на столе. Тогда царь повелел умертвить их и отдал Вила Даниилу, и он разрушил его и храм его» (Дан. 14: 1—22).
Кстати: Даниил, если отвлечься от христианского догматизма (из «надписанной» его именем книги ему как пророку заявленной эпохи в лучшем случае принадлежит лишь малая часть – Апокалипсис Даниила относится к эпохе эллинизма, а рассказы о Сусанне, Виле и драконе – александрийского происхождения) как персонаж, Междуречью вовсе не чужой. Там его знали как Данниилу, правителя и «ранаита» («посвященного»), и сохранилась угаритская поэма XIV в. до н. э., в которой описывается, как он на старости лет вымолил у богов себе сына, богатыря Акхата, однако его губит богиня-охотница Анат за отказ отдать чудесный лук бога Кусар-и-Хасиса («Лук – [оружие] смелых; с этим ли будет охотиться бабье?»), хотя она предлагала ему и свою любовь и бессмертие. О ее кровожадном характере мы уже сообщали ранее; чтобы получить от отца, верховного бога Илу (Эла), согласие на убийство Акхата, она угрожает даже ему:
[Интересный момент, позволяющий провести параллели с единственным уязвимым местом греческого богатыря Ахилла и божьим проклятием нарушителям заповеди в Эдеме: «И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей; и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3:14–15)].
Данниилу готовится с помощью своей дочери Пагат отомстить, но на этом сохранившийся текст поэмы обрывается.
Возвращаемся к кровавому вавилонскому шутовству. Писатель, философ и оратор Дион Хризостом (40—120 гг. н. э.) сообщает о том, откуда вавилоняне «добывали» ритуального царя: «Они избирают одного из осужденных на смерть преступников, сажают его на царский престол, облачают в царские одежды и позволяют ему отдавать приказания, управлять, наслаждаться, пользоваться даже царскими наложницами в продолжение этих дней праздника. Вообще ему разрешается все, что он захочет, и никто ему в этом не препятствует. Затем с него снимают все царственные украшения, подвергают бичеванию и вешают-распинают».
Н. Румянцев приводит просто умопомрачительный случай из нововавилонской летописи: «(Царь) Урра-Имитти посадил на трон в качестве своего “заместителя” своего садовника Эллиль-Бани и возложил на его голову свою корону. Урра-Имитти в своем дворце… умер. Сидевший на троне Эллиль-Бани не встал и сделался царем».