Н. Румянцев вообще полагет, что изначально Адонис сам был кабаном, тотемным зверем финикийцев, ссылаясь при этом на слова Лукиана о том, что в сиро-финикийском Гелиополе «в жертву приносятся быки, коровы, козы и овцы, только свиньи считаются нечистыми: их не приносят в жертву и не употребляют в пищу, но другие почитают их не только чистыми, но и священными» («О сирийской богине», 54). Интересно, не отсюда ль пророс ритуальный запрет на свинину у иудеев и, позднее, мусульман? Н. Румянцев именно так и думает: «Запрет касаться, убивать и есть былых тотемных животных часто остается, причем они или по-прежнему считаются табу, священными, запретными, или, – когда былой смысл этого табу забылся, стал непонятным, – рассматриваются как нечистые… Характерно, что запрет касаться и есть свиней существовал не только у финикиян, но и у сирийцев, ассиро-вавилонян, египтян; он же удержался до сих пор у евреев и арабов. Это обстоятельство показывает, что некогда кабан был тотемом, тотемным животным и божеством вообще всех семитов, притом, по-видимому, уже тогда, когда они еще не распались на отдельные народности и не расселились по разным странам. В Финикии этот тотем особенно понятен, если мы учтем первоначальное главное занятие жителей – охоту (примитивное, слабо развитое земледелие мы не считаем): вершины, склоны и ущелья ее гор были, а отчасти и теперь, покрыты вековыми, непроходимыми лесами и чащами, где во множестве водились и водятся кабаны, вепри, т. е. дикие свиньи». Но довольно об этом.
Смерть Адониса. Скульптор Дж. Маццуоли
Афиней добавляет кое-какие подробности в историю преступления, рассуждая о латуке: «Никандр Колофонский пишет во второй книге “Глосс”, что у киприотов латук называется брентом; спрятавшийся в нем Адонис был растерзан вепрем». Амфид пишет в пьесе «Иалем»:
А Каллимах говорит, будто Афродита прятала Адониса в латуке, – этим поэты хотят сказать, что постоянно употребляющие латук слабы в постели. И Эвбул говорит в «Бессильных»:
Исследование культа Адониса позволяет прийти к следующим выводам: ни о каком его воскресении в виде цветка анемона массы и не помышляли, все это представлялось сугубо физически, и в подземном царстве этот оргиастический герой психопатических финикийских и греческих женщин тоже особо не задержался – всего-то на неделю, после чего на 8-й день воскрес. Как Христос после Страстной седмицы, не так ли?
Место действия вышеизложенных драм (Мирры и Адониса) приводятся различные, основных тенденций две – это Кипр (конкретнее – в лесу около Идалиона либо в месте на востоке острова, известном как «Купальни Афродиты»), и Финикия (в местечке Афка в Ливане). Отметим, что даже у Овидия ясно видно, что беременная Мирра, спасаясь от гнева отца, прибыла на Восток, где сначала обратилась в одноименное ей дерево, а затем родила Адониса. Также и с гибелью последнего – Афродита отправилась в своей лебединой упряжке на Кипр, оставив Адониса (надо понимать, в Финикии), которого и атаковал кабан.
Все это далеко не случайно, поэтому, начиная разговор о культе Адониса, мы вновь возвращаемся в Финикию: надеемся, читатель не забыл, что одноименная река протекает у города Библ. Финикийский миф об Адонисе и прекрасной кипрской богине Балаат-Гебал (она уже знакома читателю по предыдущей главе как любовница Таммуза) мало чем отличается от изложенного выше, разве что определенно добавляя факт схождения Балаат-Гебал за своим возлюбленным в преисподнюю, к царице Шеол (а так в иудаизме и обозначался потусторонний мир); верховный Эл также поделил годовой цикл Адониса на три части (треть – для Балаат-Гебал, треть – для Шеол и треть – для самого Адониса), и так же, как греческий прототип, финикийский Адонис отдал свою треть богине любви; более того, даже в ту треть, пока Адонис остается под землей, Балаат-Гебал умудряется шастать к нему на любовные свидания.